— А хочешь, я заведу тебя в «духоверню», что высоко в горах? — спросила она однажды перед прощальным поцелуем на ночь.
— С тобой готов я и на Эльбрус, — говорю.
— А не боишься?
— Обидеть хочешь? И кстати, что за «духоверня»?
— Возле старого заброшенного аула течет черный ручей. В полнолуние вместо воды кипит в нем кровь. Если пойти вдоль ручья, чуть левее рваного ущелья, поднимаясь вверх по усеянной диковинными цветами тропинке, пробираясь сквозь заросли кривых деревьев и незаметно прокрасться через древнее кладбище, то окажешься на небольшой поляне. Там под сенью прожитых веков темнеет приземистая, с маленькими окошками под черепичной крышей, сложенная из круглого камня «духоверня». Живут в ней белые голуби. Если случилось заболеть кому, то нужно прийти ночью, поймать одного из голубей и, отрезав ему голову, помазать свежей кровью горло заболевшему. И он непременно выздоровеет. В знак благодарности горцы оставляют в специальных нишах золото, деньги, фамильные украшения, красивые кинжалы, драгоценности, кольца. И никто, даже воры, не смеют притронуться к этим богатствам, боясь навлечь на себя страшное проклятие духов, которым и предназначены сокровища… Представляешь, сколько там всего скопилось?
— А если нас поймают?
— Зарежут, конечно. Осквернившим это место, да еще чужакам, неминуемо — смерть. Кровь, журчащая в черном ручье, кровь тех, кто пытался ограбить духоверню…
— Может, все-таки на Эльбрус?
— А, испугался?
— Не то, чтобы очень, просто не хочется рыться в чужих вещах, да и со злыми духами я не в ладах…
— Да ладно, я пошутила, я сама бы не пошла. С утра на Машук рванем по-дикому. У тебя обувь прочная, на рефленой подошве есть?
— Разумеется. Что значит «по-дикому»?
— Не по дороге. А прямо в гору. Завтра в 7:00 стартуем. Готов?
— «Усигда готов»!
На рассвете мы отправились покорять километровый Машук, что высится зеленым бугром над городом Пятигорском. Снизу посмотришь, вроде бы совсем не гора, а крупный пригорок. Но это лишь иллюзия. И исчезает она, когда начинаешь восходить. Однако подъём оказался не таким страшным, как мне казалось. Шли тропами, протоптанными такими же, как и мы, влюбленными сумасшедшими. Местами на особо крутых отрезках приходилось буквально подтягиваться, цепляясь за деревья одной рукой, а другой придерживать Алису. Чем выше поднимались, тем живописней открывался вид на лежащий у подножья город. И вот наконец мы взобрались на покатую лысину Машука. Я пришел в восторг от созерцания необъятных далей, разноцветных квадратов полей, крошечных кубиков многоэтажек, поблескивавших где-то внизу. Низкие кудряшки облаков проплывали прямо над головой, солнце, зацепившееся за одну из вершин Бештау, ласково улыбалось нам. Теперь мне был понятен смысл выражения «видеть как на ладони». Складывалось ощущение, что мы уже не на земле, а высоко в небе. Я был вне себя от радости и завидовал тогда лишь птицам. Как жаль, что нельзя было разбежаться, оттолкнуться и полететь на крыльях над этим городом, над полями, садами, туда, за далекий горизонт. Мы позагорали еще пару часов. Не спеша спустились вниз по кольцевой асфальтированной дороге. Зашли на знаменитый «Провал» — уникальное творение природы, появившееся в результате землетрясения в середине восемнадцатого века, когда «провалился» свод карстовой пещеры с небольшим минеральным озером. Вода горячего серного источника, питающего озеро, выходит из-под площадки перед Провалом и стекает бурным ручьем к реке «Подкумок». Искупались в «бесстыжих ваннах». Уставшие, но счастливые едва успели на электричку и вернулись домой, а утром следующего дня умер дядя Вася.