— Красиво, — отстраненно произносит мальчик тонким голоском.
Все же он еще совсем ребенок.
Пытаюсь его глазами
любоваться красотой, но в голову лезут разные мысли практического свойства. Например,
как бы эту рыбку поймать и использовать в качестве наживки для поимки более
крупной, из которой, в свою очередь, приготовить уху, чтобы ее с дымком, да под
холодненькую... вот так.
— Слушай, мальчик, — неожиданно для себя говорю, — возьми
меня к себе.
— Куда к себе? — спрашивает он, не поворачивая головы.
— В детство.
— Мне кажется, — запинается он, не желая обидеть
меня, — вы там уже не сможете жить.
— Это почему? — весело удивляюсь.
— А там нет многого из вашей взрослой жизни.
— Чего, например?
— Ну, там, квартплаты, счетов, кредитов. Вы, взрослые, еще
любите выпить, «гулять налево», «уклоняться вправо», разводиться...
— А ты думаешь, нам это нравится?
— Это взрослым может нравиться или не нравиться, и они будут
делать, как им вздумается. А в детстве живешь, как скажут старшие.
— Ну ладно, а что еще у тебя есть такого, что взрослым
недоступно?
— Мне кажется, всюду живет тайна. А мама меня не понимает.
Как можно жить без тайны? — он вскидывает на меня прозрачные пытливые глаза.
— Мы ее разгадываем, и она перестает быть тайной, — мне
приходится оправдываться за всех взрослых. Мальчик это понимает, но ему требуется
защитить богатство своего мира от нашего вероломного вторжения.
— Зачем? — протягивает он, пожав плечом. — Пусть она будет.
— Еще несколько дней назад я бы с тобой поспорил, а теперь
согласен. А что еще у тебя интересного?
— Чудо, — произносит он, словно ожидая вопроса. — Я
каждый день ожидаю чуда.
— И оно происходит?
— А как же? Вот, например, вчера я ждал чуда, и оно
случилось. Это была радуга. Еще я видел, как звезда падает. Еще видел закат
солнца — он был большим и красным, в пол неба.
— Здорово. А еще, еще что?
— Надежда, — мальчик задумчиво глядит в небо. — Если у меня
сейчас отнять надежду, то станет плохо. Мне еще долго жить, поэтому без надежды
нельзя.
— Мне тоже нужно пожить, — сообщаю новость. — Вот ты из
своего недостижимого детства посоветуй, куда мне идти: домой к отцу или
погулять еще?
Мальчик внимательно смотрит на меня, качает головой и
уверенно говорит:
— Вам лучше домой к отцу.
— А если он не примет обратно?
— Если любит, то примет.
— Любит, это я знаю точно.
Разговор с мальчиком удивительно успокоил меня. Внутри
своего душевного разлада начинаю ощущать какую-то устойчивую опору, на которую
одно за другим громоздятся соображения о ближайших моих перспективах.
Кто я сейчас? Надо посмотреть правде в глаза и честно
признаться: никто. Без денег, без документов, без жилья — бродяга, объект
насмешек и позора. Кому я такой нужен? Абсолютно никому. Разве только очередным
бандитам для рабства. Можно, конечно, и так, но не лучше ли вернуться к отцу,
как советует чистая детская душа, и уж там, в родных пенатах, быть рабом. Могу
ли я надеяться получить у отца что-то больше, чем быть его наемным работником?
Ведь свое наследство я уже получил и самым позорным образом промотал...