— Прекрати паясничать, — безразлично бросил Мироныч. — Не
вижу необходимости продолжать беседу. Говори, пошто приплелся, и ступай в свою
опохмеляльню.
— И ведь даже руки не подал. А я как раз намедни оттер ее с
песочком.
— Ты долго будешь испытывать мое терпение? Может, вышибалу
вызвать?
— Прежде взгляни на это. Издали, — Сергей вынул из кармана
рукопись и показал название.
— Что?! «Лика»? Ты дописал ее? — Мироныч стал похож на
гончую, взявшую след.
— Да, любезнейший. В минуты просветления. Итог, так сказать,
ночных бдений. Апофеоз моей козлиной песни, трагедии, ежели по-ненашему...
Золотая роза на моей трехаршинной грядке.
— Но, если это то, что от нее ожидали... Слушай, это же пять
нулей после девятки на счету в швейцарском банке!
— Если ты еще веришь в мою компетенцию, то это гораздо — ты
вник? — гораздо больше того, что вы от нее ожидали.
Мироныч решительно запер на ключ дверь кабинета, выставил
на стол матово-пузатую бутылку «Мартеля», плеснул в хрустальные стаканы.
— Выпьем?
— Ну-ну... — Сергей вылил в рот ароматную густую жидкость.
Налил до краев свой стакан и залпом выпил.
— Может, перенесем разговор в ресторан?
— Я, знаешь ли, в последнее время специализируюсь по
забегаловкам. Что, заинтересовало?
— Да, недурно было бы ознакомиться...
— А потом поставить свою подпись — и на театральный Эверест?
— Фу, какой ты!
— Знаешь, а я ведь, идиот, хотел ее тебе продать за
стольник.
— Да возьми хоть десять стольников! — Мироныч швырнул на
стол пухлый бумажник. — Зачем она тебе? Ты же ее все равно спустишь. Как спустил
библиотеку свою, хрусталь, китайский фарфор. Ты все равно пропьешь!
— Возможно. Может быть, даже сегодня. А может быть, и нет...
Сергей водил утюгом по сырой газете, с ухмылкой припоминал
сначала высокомерную, потом умоляющую физиономию Мироныча. «Э, нет, старый
плут, эта пьеса не для твоих цепких пальчиков. Это, может быть, все, что у меня
осталось. Это я не пропью».
Театр... Слово-то какое торжественное! Блистающий мир.
Аплодисменты. Овации. Любовь публики. Да, было времечко! Его выхода ожидали.
Ходили не на пьесу, а на Губина.
А предложений сколько! Только крутись. Взвалил на себе и
студенческий театр миниатюр, и эстраду. На телевидение приглашали. Деньги
сыпались — со счета сбился.
Рестораны, бары, дачи. И всюду коньяк, шампанское...
Вот-вот. С этого и началось.
Да нет. Не с этого. Тогда еще все было неплохо.
Но потом... Алешка... Его нелепая смерть так резанула по
сердцу! Единственный сын, продолжатель старинного рода. Носитель надежд и
традиций. Умница, красавец. Меня обожал... Все рухнуло. С ним ушла под землю
половина моей души. Потом — мать. В том же году...