Огорошили их еще у входа свои коломенские семинаристы, приехавшие
ранее.
- А наших всех в класс риторики определяют! И на казенный кошт никого
не берут! -объявил Ваня Пылаев.
- Как же так опешил Василий.— Мы прошли всю риторику…
-Прошли то прошли, но тут говорят, что мы до философии не доросли,
познаний не хватит уразуметь.
- Батюшка. Что же это? – аж побледнел Василий.
Отец Михаил отправился в канцелярию. Высокий и худой инспектор
иеромонах Мелхиседек сидел за большим столом, заваленным бумагами. Выглядел он
строго, глаз почти не поднимал, внимательно выслушивал подходивших послушников
и семинаристов, кратко отвечал , успевая при этом подписывать бумаги. Когда же
поднял глаза на старшего Дроздова, тот увидел, что взор отца Медхиседека добр и
ласков.
-Ничем не могу помочь,— отвечал он отцу Михаилу, и видно было, что сам
искренне этим огорчен.— Отец ректор указал, что знания вновь прибывающих
настолько малы, что не грех им посидеть еще в классе риторики. Беды большой
нет. Коли сынок ваш знающ,
через год поступит в класс философии. Давайте прошение и документы.
Через год... Восемь лет провел Василий в коломенской семинарии и
полагал, что достаточно учен, год уже отучился в философском классе, а тут на
них смотрят как на полуграмотного деревеньщину. Обидно! И несправедливо!
- Отец инспектор,- не сдавался старший Дроздов, - нельзя ли мне самому
объяснить отцу Августину наше дело. По справедливости говорю, что сын мой
подготовлен отлично- извольте посмотреть аттестат. Латынь знает превосходнейше,
это не как отец говорю...
Внутри у Василия все сжалось от напряжения.
— А греческий? Греческий язык он знает? — мягко спросил инспектор.
— Греческого у них еще не было...
— Ну что ж тут поделаешь... Да вы не отчаивайтесь, батюшка... Впрочем...
Из глаз Василия потекли жаркие слезы. Утер поспешно.
— Аттестат действительно отличный,— размышлял вслух отец Мелхиседек.— Я
отцу ректору доложу, а там уж уповайте на Господа.
И вот они ждали. Отец ректор обедал.
Лаврские куранты на колокольне отбивали час за часом. Наступил вечер.
Немолодой послушник внес в приемную свечу в фонаре с толстыми стеклами. Наконец
распахнулись двери покоев архимандрита, откуда степенно вышли несколько
иеромонахов и двое статских. Договаривая что-то свое, они прошли мимо
Дроздовых, не заметив ни скромного батюшку в небогатой рясе, ни небольшого
росточка худенького юношу. Подождали еще немного. Наконец из приотворенной
двери донеслось:
— Зови коломенских...
Василий вошел со страхом, но ректор архимандрит Августин оказался
обыкновенен: среднего роста, очень полный, с широкою бородою лопатою, с
зачесанными назад густыми волосами с проседью, открывавшими высокий лоб; голос
его был мягок и певуч, звучал ласково; взор внимателен и испытующ.