Нет! Я не должна поддаваться этим мыслям! Чтобы отвлечься, я решила позвонить своей лучшей московской подружке — Маше. Она ведь уже ждет меня.
Пальцы плохо слушались, когда я набирала ее городской номер: я поняла, что в глубине души немного боюсь встречи с подругой. Она ведь знала совсем другую Полину. Еще в сентябре, сидя на этой кровати, мы с Машкой устраивали разбор мальчишек из класса. Потом приходили к выводу, что все они не стоят нас, делали себе разные умопомрачительные прически и мечтали о походе в элитный ночной клуб. Мы представляли, как появимся там, всех покорим, и домой нас повезут самые крутые парни на самых крутых тачках. Но той Полины больше нет. И я не могу ничего объяснить, ничего рассказать. Придется притворяться, превозмогая боль и стиснув зубы. Вот только получится ли у меня?
— Алло! — Машкин веселый тонкий голосок на том конце провода заставил меня вздрогнуть.
— Машка, привет!
— А-а-а! Полинка? Это ты? Ты уже здесь? — посыпались вопросы. Я прямо видела, как Маша сидит в своей розовой комнатке в шелковом халатике и прижимает трубку к уху.
— Я приехала, Машунь! Поступать же надо. Не хочу всю жизнь работать дворником, — надо же, у меня даже получается шутить.
— Когда увидимся? Мне надо столько всего тебе рассказать! — захлебывалась подруга.
— Маш, да хоть завтра! Сегодня я с дороги устала, высплюсь как следует, и завтра днем можно будет сходить в "Розовый пони" и поболтать.
— Отлично. Отдыхай, подруга! А завтра звони, как проснешься, и договоримся точнее!
Как все-таки хорошо, что Маша хочет "столько всего рассказать"! Это значит, что есть шанс избежать разговора обо мне. Интересно, какие у нее новости? Нашла нового мальчика? Родители пообещали купить машину после поступления в универ? А может, все сразу! Как это далеко от того, чем я жила в последнее время! Попав в привычную, но давно забытую обстановку, я острее ощущала произошедшие во мне перемены. Я осознала, что после всего, произошедшего со мной, уже никогда не смогу жить, как раньше — мечтать о крутом парне на дорогой машине, о походе на дискотеку, новых шмотках. И как, оказывается, страшно человеку осознавать убогость своей жизни и стремлений! Именно это сделал со мной Саймон: проживи я еще хоть сто лет — такого, как с ним, уже не испытаю. Холодной волной накатило отчаяние. "Он вернется. Профессор обязательно убедит его, что я ни в чем не виновата. И тогда он вернется. И все будет по-старому", — твердила я себе.
Несмотря на опустившуюся на город ночь, в комнате было душно. Это в Бетте ветерок с моря приносит вечером прохладу, а здесь асфальт и высотные дома удерживают жару, и ночью такая же духота, как днем. Я распахнула окно. Небо чистое, и на нем уже показались мелкие полупрозрачные звездочки. Но московское небо, конечно, не сравнится с темно-синим, густым, бархатным небом Бетты и его огромными звездами.