Падение Берлинской стены (Максимычев) - страница 135

, тем более против встречи М.С. Горбачева с Гизи – с партией, которой фактически нет и не будет». Черняева поддержал Шеварднадзе. Против высказались В.М. Фалин и его заместитель Р.П. Федоров – единственные германисты, присутствовавшие на совещании (они побывали в ноябре-декабре 1989 года в обоих германских государствах и знали обстановку из первых рук).

«Соломоново решение» Горбачева гласило: 1) согласиться на «шестерку» (то есть на создание органа четырех держав с участием представителей двух германских государств) в качестве инструмента урегулирования германской проблемы; 2) ориентироваться на Коля, но и СДПГ не игнорировать; 3) Модрова и Гизи все же пригласить в Москву; 4) с Лондоном и Парижем «держаться теснее»; 5) готовить вывод войск из ГДР («проблема больше внутренняя, чем внешняя: 300 тысяч, из них 100 тысяч офицеров с семьями куда-то надо девать!»)[143]. Даже не выслушав своего посла в союзном государстве, о будущем которого шла речь, перестроечное руководство СССР решило судьбу основной опоры влияния страны на европейские дела, без раздумий дав добро на пересмотр итогов Второй мировой войны. Попутно был вынесен смертный приговор военному щиту страны на европейском направлении – Западной группе войск. С порога оказалась отвергнутой альтернативная возможность хотя бы временного параллельного существования двух германских государств с отказом от социалистического эксперимента в одном из них (такая возможность учитывалась и программой правительства во главе с лидером ХДС ГДР Лотаром де Мезьером, сменившим правительство Ханса Модрова после парламентских выборов 18 марта 1990 года)[144]. Отныне ГДР была обречена.

Посольство СССР в Берлине никогда не получало точной информации об итогах совещания 26 января. Кто-то из советников Горбачева поздним вечером (точнее: ночью) позвонил Кочемасову и поручил срочно представить в Москву мнение посольства о возможных путях решения национальной проблемы немцев. Послу было сказано: «Теперь можете писать все, что вы думаете». (Позиция экспертов посольства в отношении пагубности дальнейшего игнорирования объединительных настроений в ГДР была давно известна «наверху», однако посол не получал разрешения сформулировать ее официально.) В ночь на 27 января соответствующая депеша была направлена в МИД СССР[145]. Перед отлетом Ханса Модрова в Москву Кочемасов устно проинформировал его о сдвигах в позиции советского руководства по отношению к перспективе установления более тесных связей между ГДР и ФРГ, а также вкратце изложил мнение посольства по этому вопросу. Уже сидя в самолете, Модров набросал тезисы для своей беседы с Горбачевым 30 января 1990 года в той ее части, которая касалась будущих шагов в сфере германо-германских отношений. Получив принципиальное согласие Горбачева, Модров и его советники разработали во время обратного перелета конкретные предложения на этот счет. 1 февраля председатель совета министров ГДР выступил в Берлине с планом решения национальной проблемы немцев под девизом «Deutschland einig Vaterland» – «Германия, единое отечество» (строчка из полузабытого гимна ГДР).