– Вы откуда? До войны чем занимались? – шепотом спросил Антон.
Лицо военкома перекосилось, словно от ярости. Оспины побелели, а зрачки сузились в две точки. Антон испугался. Что сказал не так? С человеком из народа никогда не знаешь, о чем можно спросить, а на что собеседник вдруг возьмет и оскорбится. Не раз и не два приходилось обжигаться. Простые люди ужасно обидчивы, когда разговаривают с интеллигентами. Очевидно, сословное несовпадение этикетов. Или же чувствуют, что интеллигент очень боится их ненароком обидеть – и реагируют на это агрессией.
– Извините, если я что-то не то… – еще тише залепетал Антон. А Бабчук ответил ему обычным голосом, громко:
– Всё, парень. Теперь всё.
– Вы что! – Антон оглянулся на крестьянина. – Тише!
– Поздно шепо́тничать.
Лишь теперь Антон догадался повернуть голову туда, куда Бабчук пялился своими крошечными зрачками.
По ухабам, прыгая плечом, семенила давешняя старуха. За ней – полтора десятка солдат. Чуть сбоку – пожилой, седоусый. Наверное, унтер-офицер.
Бабка подняла клюку и ткнула ею вперед и вверх – показалось, что прямо на Антона.
– Высмотрела, сука старая, – простонал Бабчук. И не стал больше глядеть. Перекатился на спину, руки закинул за голову.
Удивительный человек, подумал Антон. Не человек – загадка. Так я теперь и не узнаю, что он такое, этот Бабчук, и почему таким получился.
Знал Антон за собой эту аномальную особенность – в самые роковые моменты жизни отвлекаться мыслями на несущественное. А может быть, это просто защитный механизм психики?
– Ej, Moskwa! Złaź na dół! – крикнули снизу.
Антон на миг выглянул – и снова спрятался.
Кричал седоусый. В руке у него было что-то черное, круглое. Солдаты стояли полукругом, выставив винтовки.
– Чего там? – вяло спросил Бабчук.
– Целятся. Что делать, товарищ военком?
– А чего хочешь…
Щелкнул металл. В руке у Бабчука матово поблескивал револьвер.
– Отстреливаться будете? – быстро спросил Антон, подумав: «Это не роман Майн-Рида, это происходит на самом деле. Со мной!»
– Пальну разок, – тем же безразличным голосом сказал Бабчук, глядя в прореху крыши. – Живым не дамся. Как я есть красный комиссар и какая-нито гнида на меня беспременно укажет, чтоб спасти свою вонючую шкуру. Только не будут паны с меня ремней резать.
– Raz, dwa, trzy… – начал считать во дворе унтер.
Бабчук стал прилаживать дуло между горлом и подбородком.
– Сигай вниз, Каблуков. Может, не кончат они тебя. Давай. Пожду, пока прыгнешь.
Не для того, чтобы спастись, а чтоб не видеть, как Бабчук себя убьет, Антон метнулся к люку и, не разбирая, что и как, прыгнул вниз. Больно ударился подошвами, упал.