Сверху донесся глухой треск, мало похожий на выстрел.
* * *
Седоусый смотрел, манил пальцем. Антон поднялся, вышел через пролом в стене. Защурился от солнца.
– Ilu was tam jest? – спросил унтер, глядя вверх. Круглое и черное в его руке оказалось гранатой.
«Спрашивает, сколько там нас».
– Один.
– Nie chce zleźć?
Антон покачал головой.
Унтер выдернул чеку, сделал несколько шагов назад. Солдаты тоже попятились. Сообразив, что сейчас произойдет, Антон кинулся за ними.
Ловко, без особенного размаха, будто ловя муху, унтер швырнул гранату – точнехонько в чердачное оконце.
Взрыв. Трухлявая крыша разлетелась щепками, клоками соломы. Обнажились гнилые, провисшие стропила.
Кто-то одобрительно крикнул:
– Us ładnie rzucił!
Двое тянули Антона в сторону. Начали вертеть, ощупывать. Он подумал: ищут спрятанное оружие – и только покорно поворачивался.
Один снял с руки «Лонжин», одобрительно поцокал. Другой сдернул с носа очки, вздохнул, но все-таки сунул себе в карман. Потом пощупал рукав френча.
– Ściągaj! – и кулаком, легонько ткнул в скулу: пошевеливайся.
Антон стал непослушными пальцами расстегивать пуговицы.
Тот, что отобрал часы, сидел на корточках, деловито ощупывал башмаки. Плюнул – не понравились. Новые ботинки, английские, выданные со склада перед командировкой, остались в поезде – не хотелось трепать ценную вещь по фронтовой грязи.
«Неужели в такую минуту можно радоваться подобной чепухе? Какая разница – в ботинках убьют или без?»
Солдаты оставили Антона, но в следующее мгновение кто-то больно стукнул его в ухо. Это наскакивала хромая старушонка и била, била острым кулачком.
– Стася зарiзали, краснюки! – выкрикивала она, разевая ведьминский рот с единственным желтым зубом.
Антон отворачивался, закрывался локтем.
Солдат, отобравший часы, оттолкнул старую фурию. По-приятельски подмигнул, сморщив веснушчатую физиономию:
– Wasi zarżnęli świniaka staruchy. Rozumiesz? Świnię.
– Zemsta krwi za świnkę! – сказал другой.
Все засмеялись. В чем заключалась шутка, Антон не понял, но оттого, что поляк подмигнул, а другие весело, без злобы, расхохотались, оцепенение немного ослабло.
«Кажется, не убьют? Нельзя же подмигивать и улыбаться человеку, а потом взять и убить?»
Начальник прикрикнул на солдат, те замолчали, подтянулись. Рыжему, который заступился за Антона, унтер что-то приказал. «Odprowadzić na plac»? То есть, отвести на площадь? А что там, на площади?
Но солдат уже подталкивал в спину.
Пошли по улице: Антон впереди, конвойный сзади.
Веснушчатый держал винтовку небрежно, на сгибе локтя, и что-то напевал, любуясь трофейными часами.