— Мы пришлем вам обед в комнату, — говорит миссис Бишоп. — Вам нельзя ужинать в общей зале, так не подобает.
Гарри
Боже правый, кто бы мог подумать, что шлюху будут принимать у нас как светскую даму! И все же мой отец, который все это время глаз не сводил с ее щиколоток — да, надо признать, очень красивых щиколоток, — только и твердит о том, как вежлива эта молодая леди и что у нее манеры как у лучших людей королевства. Понятия не имею, как он пришел к такому выводу. Опыт подсказывает мне, что чем более высокое положение занимает человек в обществе, тем хуже его Манеры, особенно это проявляется в быту.
Мать восторженно трещит о том, какие прелестные у нее платье, шляпка и что, возможно, ее присутствие сделает «Бишопс-отель» популярным.
— Но, Гарри, держи себя в руках, — замечает она, — ты не можешь в нее влюбиться. Она не чета таким, как мы, она гораздо выше нас.
— Не волнуйся, мам. Я не могу ее себе позволить.
— Какие ужасные вещи ты говоришь! — морщится мама. — Чудовищно! Ты меня шокируешь.
— Это та самая леди, про которую пишут в газетах? — интересуется наш официант, который в данный момент стоит у буфета и ковыряется в зубах.
— Выпрямись и займись своим делом, — наставляю я его. — Да, у нее дурная репутация, но ее бывший покровитель, увы, не смог обеспечить ее иным жильем.
— Но мы же не собираемся брать с нее денег, — говорит отец. — Может, если в газетах напишут, что она здесь…
— Абсолютно исключено! — протестую я.
Мать хмурится:
— Не думаю, что это уместно, мистер Бишоп. Ясно ведь, что у бедняжки разбито сердце.
— Кому это ясно, мэм?
— Ох, перестань! — Мать замахивается на меня салфеткой. — Она очень смелая девушка, но вам, мужчинам, не понять, как умеет страдать женское сердце.
У моего отца случается отрыжка. Я борюсь с искушением повторить этот звук.
— Пап, хочешь, я посмотрю счета? — Я извлекаю волосок из подливки в моей тарелке.
Отец так и светится:
— Ты сделаешь это, мой мальчик? А то у меня возникли кое-какие проблемки…
О нет! Во что я ввязываюсь? Ведь я не понаслышке знаю, какого рода «проблемки» бывают у моего отца с гроссбухами.
* * *
Несколько часов спустя цифры уже пляшут у меня перед глазами, расплываются и таинственным образом скачут из столбца в столбец. Я снимаю очки и тру глаза.
— Пап, тут сам черт ногу сломит.
— Боже правый, неужели дела настолько плохи? Она ж с меня шкуру спустит. — Отец вновь закуривает трубку и опирается локтями на кухонный стол. У очага на теплых плитах спит поваренок, и несколько кошек уютно устроились подле него.
— Тогда пусть мама сама ведет бухгалтерию.