— Милорд, мне срочно нужно с вами переговорить…
— Позже, Бишоп! Боже правый! — восклицает лорд Шад. — Она что, думала, у нас не найдется для нее кровати? Это ведь кровать, я не ошибся?
— Никак нет. — Я разворачиваюсь к одному из лакеев — малый так и застыл, глазея на этот бардак. — Марк, что это?
— Прощения просим, мистер Бишоп. Вы поймите, нам ведь нужно сначала вынести старую кровать из комнаты юной леди, а уж потом… — Он пожимает плечом и ворошит своим крюком груду деревяшек.
— Отличная работа. Я со времен своей службы не видывал такой искусной резьбы, — замечает лорд Шад. Он рассматривает один из столбиков злополучной кровати. — Взгляни-ка, Джон, не напоминает тебе резьбу в соборе Эли[2]?
Его подопечный, прищурившись, изучает резьбу.
— Так и есть, сэр, смотрите, вот лиса среди виноградных лоз, а здесь вот лилии и яблоки.
— Как вы, наверное, уже заметили, мотивы резьбы взяты из Песни песней Соломона, — произносит знакомый голос.
Голос-то, конечно, мне хорошо знаком, но вот женщина, которая в этот момент спускается по лестнице, преобразилась до неузнаваемости. Непокорные черные кудри убраны под чепец, платье и короткий шерстяной жакет обозначают грудь разве что намеком. Сама скромность и благородный шарм.
Она делает реверанс лорду Шаду, который представляет ее сначала своим подопечным, а потом и мне. Меня она удостаивает вежливой улыбки и реверанса, как будто мы видимся впервые в жизни.
Джон кланяется и смотрит на нее с благоговением. Она ласково улыбается ему, потом разворачивается к его сестре и берет ее за руки:
— Ах, лорд Шаддерли не говорил, какая ты прелестная юная леди. А какая высокая! Но леди Шаддерли упоминала, что ты поешь и любишь музыку. Я буду тебе аккомпанировать — леди Шаддерли сокрушалась, что совсем разучилась играть.
Оживленно о чем-то болтая, они удаляются рука об руку.
— Какая она красивая! — восклицает Джон и заливается густым румянцем.
— Что правда, то правда. — Лорд Шад провожает долгим взглядом волчицу в овечьей шкуре. — Но боюсь, тебе придется заниматься с преподобным отцом Диммоком.
— Без Амелии с ним будет вообще скукота, — жалуется Джон. — Все равно не понимаю, почему она не может ходить со мной на уроки?
Мы входим в гостиную.
— Викарий Диббл, — говорит леди Шад. Она сидит на диване, а новорожденная Гарриет сосет грудь.
— Что викарий Диббл? — спрашивает Амелия.
Лорд и леди Шад переглядываются. Миссис Марсден (миссис Марсден, ха!) взяла на себя обязанности хозяйки и теперь разливает чай. Мне кажется, или ее рука дрожит, когда она подает мне чашку? Моя, когда я принимаю ее, дрожит точно.