Она качает головой:
— Вы славный человек, Гарри Бишоп.
— Его сиятельство желает вас видеть, мистер Бишоп. — Из глубин дома является еще один лакей.
Я колеблюсь, и Софи полает мне руку:
— Лучше простимся сейчас, Гарри, потому что вряд ли нам выпадет другой шанс поговорить наедине. Завтра я отбываю в Лондон.
— Но… — Я беру ее за руку. — Это из-за капитана?
— Из-за кого?
— Из-за капитана. Ну, помните, вчера вечером… Он каким-то образом?..
— Ах нет. — Она смеется. — Уверена, его сестра отпугнула его всерьез и надолго. Нет, это из-за… Да не важно. Вам нужно идти к его сиятельству. Ему лучше всех в этом доме известно, почему я должна уехать. Стойте. — Она слюнит палец и трет мою щеку. — Так-то лучше. Прощайте, Гарри.
Ее рука безвольно выскальзывает из моей, и она уходит. Я смотрю ей вслед. Она поднимается по лестнице, понурив голову, без тени обычной грации и живости.
Лорд Шад! Неужели она о нем говорила? Нет, она, разумеется, ошиблась. Я с десяти лет на службе и повидал самых разных господ. Я прекрасно знаю, почему женщины, особенно хорошенькие, бывают вынуждены оставить место. Такое случается сплошь и рядом.
Лорд Шад у себя в кабинете, по уши в бумагах. Впрочем, в данный момент он пакует свои рисовальные принадлежности.
— Бишоп, ну что я такого сделал? Мой дом поел он плачущих женщин, и ни одна из них не желает со мной разговаривать. Ладно Гарриет, она пока не умеет, только кричит ночи напролет. Итак, он указывает на кипу бумаг, — это документы по перестройке дома. Строитель Булмерш со своими людьми будет здесь завтра. Пожалуйста, проследите, чтобы они снесли стену именно в той гостиной, и никакую другую. И что, черт подери, вы сделали миссис Марсден?
— Простите, сэр?
— Вы ее совратили?
— Милорд! Определенно, нет. Она боится домогательств другого человека, того, против кого она совершенно беззащитна.
Я жду, готовый к тому, что его сиятельство вышвырнет меня из дома, но вместо этого он кладет охапку кистей на стол и ледяным тоном приказывает:
— Сядьте.
Я сажусь. Он падает в кресло напротив меня и долго пристально меня изучает. Мне неуютно под его взглядом, а времени вполне хватает на то, чтобы живо представить свое позорное возвращение в Лондон, замешательство и разочарование родителей…
— Из ваших слов я могу сделать вывод, — начинает он после того, как я уже вообразил худшее, — что миссис Марсден решила, будто та самая нарядная шаль — это подарок от меня. Как так получилось, Гарри? Нет, не отвечайте, это я вам скажу как: вам не хватило ни мужества, ни здравого смысла признаться ей в своих чувствах.