На стене при входе висел тусклый фонарь — стеклянная колба в проволочной оплетке; стоя у стены, Джуди подумала — это последнее, что она видит в своей жизни: тусклый фонарь в проволочной оплетке.
Она не переставая молилась и была как во сне, но обостренное ужасом зрение цепко выхватило из сумрака окостеневшее от напряжения лицо конвоира и деловито-озабоченные равнодушные лица сопровождающих.
Джуди оцепенело стояла у стены. Беспомощная, покинутая всеми, беззащитная, она покорно ждала конца. Тоскливая черная пустота окружала ее в этот скорбный час: ни близких, ни родных, ни единой души; тюремщики и конвой были не в счет.
Невероятное одиночество, от которого сжималось все внутри, охватило ее, тугая горестная печаль щемила сердце и закладывала дыхание.
Джуди ждала выстрела, как вдруг произошло что-то странное, непостижимое. Охранник обратился к сопровождающим, те ужасно рассердились, стали на него кричать, она поняла, что они ему угрожают, и вдруг он навел на них автомат, обезоружил и жестом приказал Джуди идти за ним.
Она медлила, решив, что чего-то не поняла, а он нетерпеливо поторопил ее, открыв дверь и держа сопровождающих под прицелом. Недоверчиво глядя на охранника, Джуди медленно и оцепенело, вышла, он тотчас закрыл тяжелую стальную дверь и второпях закрутил штурвал герметичности до отказа.
Конвоир жестом показал Джуди, чтобы она поспешила, и пока они шли, он то и дело тревожно оглядывался и рукой подгонял ее — быстрей, быстрей!..
Иногда он приказывал ей остановиться, а сам пробирался вперед и проверял, можно ли пройти, и они шли дальше, замирая, когда слышали чужие шаги и голоса, — любой звук заставлял их таиться.
Был момент, когда охранник приказал ей лечь и лег сам, погасив фонарь. Тесно прижавшись друг к другу, они неподвижно лежали в темноте, кто-то прошел совсем рядом — вооруженные люди, посвечивающие перед собой фонарями.
Иногда Джуди и охранник почти бежали, иногда осторожно крались. Джуди задыхалась и едва могла двигаться, но терпела, понимая, что иначе нельзя.
Он привел ее в какой-то подвал, показал лестницу, которая уходила наверх и сказал одно слово: «Иди». Джуди поняла: он отпускает ее, а сам остается. Она сказала, что ему нельзя возвращаться, но он не понял, тогда она взяла его руку и потянула его за собой.
— Let's go, let's go…[13] — повторяла она, показывая жестами, чтобы он шел за ней, но он покачал головой, отказался.
Джуди настаивала, вновь и вновь повторяя, что ему нельзя возвращаться, он должен пойти с ней, он не двигался, лишь печально качал головой и повторял одно слово: