Михаила увезли в больничку, где он провалялся две недели. А Петьке начальник зоны объявил выговор.
Через полгода Михаил решился на побег вместе с другими заключенными. Попов с охраной задержали всех. Михаил за свое поплатился куда как больше остальных. Его избили так, что встать на ноги он уже не мог.
Конечно, Петька спокойно пристрелил бы его на месте, что разрешалось применять при задержании беглецов, тем более опасных преступников. Но Попов решил устроить ему жизнь хуже смерти. И убивать родственника долго и мучительно. Он гнал его к зоне, как зайца, стрелял над головой, под ноги, не давая присесть, глотнуть воды, перевести дух. За сутки — ни крошки хлеба, ни минуты сна, ни одной затяжки папиросы.
Когда Михаил падал, на него набрасывались овчарки. Он снова бежал под градом брани.
Но не доходя километра два до зоны, он не выдержал, повалился с размаху лицом в болото и потерял сознание.
Попов отдал распоряжение охране поднять его прикладами.
— Я не могу! Я не буду! Я отказываюсь!
— Пусть он сволочь, но все же человек!
— Это садизм! Нельзя так издеваться над заключенным! — возмутились солдаты-охранники, отказались выполнять распоряжение Петра и поступили по-своему, велев остальным беглецам нести Михаила в зону на плечах.
Охранники, опередив Попова, сами пришли к начальнику зоны и рассказали о случившемся. Отказались служить под началом Попова и пообещали написать жалобу на бесчинство офицера.
Петра тут же вызвали в администрацию зоны. Там его самолюбия не щадили. Пригрозили, что в случае повторения окажется на шконке рядом с Михаилом. Этого Попов боялся больше всего на свете. Он знал: Михаил, да и другие зэки, тут же расправятся с ним и их не остановят никакие угрозы. И помощи ждать будет неоткуда. Изменить свое отношение к родственнику он уже не мог. Да и что бы это дало? Пережитого не вернешь. И Петька, еле сдерживая себя, следил за Михаилом, искал повод для окончательной расправы. Тот это понимал. И когда выпал случай остаться вблизи один на один, сказал, сипя простуженными бронхами:
— Ты думаешь, я не узнал тебя? Шалишь, выблядок! Давно вспомнил. И Ольге написал, кто может помешать мне вернуться домой живым! Уж тогда она с тебя взыщет. Вывернет наизнанку подноготную. Все узнают про твое нутро!
— Молчать! — взвизгнул Попов.
— Заткнешься ты, падла! Захлебнешься! Я тебе ничего не прощу и не забуду. Здесь или на воле достану — в клочья пущу! — пообещал твердо.
Он посадил Михаила в штрафной изолятор. Но на следующий день того выпустили по настоянию врача, а Попова перевели в завхозы. Его контакт — с Михаилом оборвался внезапно и, казалось, навсегда.