Отчет был преднамеренно поверхностным: Тхуту не упомянул о том, что молодой царь показался ему сильно изменившимся, лишенным той живости, которая была свойственна молодости.
— Стало быть, мальчик поумнел.
Холодная снисходительность вызвала у Тхуту раздражение.
— А ты, ты знаешь, что творится в царстве? Кое о чем Шабака мне вкратце рассказал, — продолжил Ай ироническим тоном.
— Именно так, я во многом разобрался, регент, — ответил Первый советник бесцеремонно.
Искал ли Ай повод для нового столкновения?
— Но что еще?
— Ты предусмотрел все возможные средства захвата власти, — устало ответил Тхуту, — и убрал всех соперников. Но люди не хотят отказываться от привычного. Подобно всем учрежденным органам управления, духовенство и армия не приемлют слишком сильных потрясений.
Это была самая мягкая форма описания положения в стране.
Ай долго качал головой.
— Теперь, — заключил Советник, — следует ублажить их, поступившись чем-то существенным.
— Признать официально возвращение древних культов, хочешь ты сказать? Хорошо, — одобрил Ай.
— Это надо будет сделать быстро. Апихетеп — далеко не единственный честолюбивый человек в царстве.
— Это очевидно. Представь мне свой проект.
Тхуту попрощался. Возвращаясь в свой кабинет, он ощущал, что его всюду преследует маска Тутанхамона. Что скрывалось за этой невероятной невозмутимостью, несвойственной мальчику такого возраста? Высшая мудрость? Или же удовлетворенное слабоумие? Если справедливо первое, как удалось мальчику обрести совершенное спокойствие души? А если второе, — как случилось, что никто не замечал врожденной слабости тела, которая восторжествовала также над разумом?
Неужели это была цена славы золотого мальчугана, который распутал столько интриг?
Обхватив тонкий ствол пальмы сильными ногами, мальчишка высоко забросил веревку, по которой собирался подниматься, и, схватив скользнувший вниз конец, прикрепил его к одному из выступов — очевидно, это был обрубок упавшей или отрезанной пальмовой ветви. После этого он подтянулся почти на целый локоть, используя силу ног, каждым пальцем вцепившись в шероховатую поверхность ствола и стремясь изо всех сил удержаться.
Под пальмой стоял, наблюдая за ним, писец, несколькими годами старше, с выражением интереса и тревоги на лице.
Мальчишка подбирался к вершине пальмы. Там он схватил большой нож, висевший у него на шее на ремешке, и срезал у основания ветку с финиками, ставшую предметом вожделения. Затем он сбросил ее вниз своему старшему товарищу, который схватил ветку на лету.