«Мой первый друг, мой друг бесценный», – прочитала она первую строчку написанных резким «летящим» почерком стихов.
– Это Жанно. Пущину, – пояснил автор стихов. Александра кивнула и продолжила читать. Пушкин стоял рядом и молча ждал, когда она дойдет до конца и поднимет на него полные восхищения глаза.
– Это… великолепно, – прошептала Муравьева, досадуя про себя на то, что ее похвала звучит слишком банально и даже глупо. Но что еще она могла сказать? Других слов у нее не было.
Она развернула второй листок бумаги и снова погрузилась в чтение. Пушкин все так же стоял рядом с ней и ждал, а она все бегала глазами по неровным, загибающимся вверх строчкам и не могла оторваться от написанного – ей хотелось перечитывать эти слова еще и еще. И если бы не замерший рядом автор этих строк, которому необходимо было что-то сказать, Александра, наверное, прочитала бы стихотворение раз двадцать, прежде чем смогла бы остановиться.
– Я… отвезу ваши стихи ссыльным, – тихо произнесла она, опуская руки с зажатыми в них листками бумаги. – И даже если вдруг я их потеряю, Пущин и все остальные все равно их услышат. Потому что я запомню их наизусть. Я уже, мне кажется, их запомнила…
– Благодарю вас от всей души, Александра Григорьевна! – с жаром воскликнул Пушкин и, схватив ее за руку, в которой она сжимала послание к ссыльным, еще раз поцеловал судорожно сжавшиеся пальцы. – Это высшая похвала, какую я когда-нибудь слышал, клянусь вам!
– Это чистая правда, – ответила Муравьева. – Я не знаю всех ваших стихов, Александр Сергеевич. Их, наверное, во много раз больше, чем знают дамы в салонах. А сколько еще вы их напишете!.. Но эти стихи для меня, и для моего Никиты, и для всех ссыльных всегда будут самыми лучшими и самыми нужными.
– Господи, Александра Григорьевна, как бы я хотел, чтобы вы оказались правы! – крикнул поэт так громко, что Муравьева даже испугалась, как бы никто из дожидавшихся их в соседней гостиной не подумал, что они ссорятся.
– Я в этом уверена, Александр Сергеевич, – сказала она успокаивающим голосом. Но охладить пылкого поэта было не так-то просто!
– Вы должны меня понять, госпожа Муравьева! – принялся он сбивчиво объяснять ей. – Ведь я мог бы быть вместе с ними на площади, а сейчас мог бы ехать с ними на каторгу! Но все видите как обернулось, они все там, а я, наоборот, на свободе, теперь вот даже имею право находиться в Москве и Петербурге… Это несправедливо, Александра Григорьевна, я должен был быть с ними!
– Вы тоже были в ссылках, – напомнила ему Муравьева.
– Разве же это ссылки! Да я там был свободнее, чем здесь, в Москве! Вашему мужу и остальным будет не в пример тяжелее, и поверьте, я это понимаю! И я был бы с ними, если бы мне не запретили покидать Михайловское и если бы я сам решился оттуда сбежать. Ведь я собирался съездить в Петербург, но в последний момент передумал. Поддался глупому суеверию…