Я сказал уже, что с доктором Влахом невозможно спорить. Во-первых он изливает на вас поток слов, и так как мысли его в этот момент обычно скачут на манер заяца, он тут-же выступает с пламенной филиппикой против чего-нибудь совершенно не касающегося темы спора. Это обстоятельство не может не оказать влияния на связность моего повествования, но тут я не в силах ничего поделать. Неожиданные припадки красноречия доктора Влаха являются иногда причиной того, что беседа, начавшаяся с рассуждения о криминалистике, заканчивается рассуждением о криминалистике, хотя в ней почти все время речь шла о ловле рыбы. Доктор Влах уж таков, и пятидесятилетнего человека трудно переделать.
Когда я однажды спросил его, что может подумать здравомыслящий человек о событии, описанном в цитированной газетной статье, он ответил, что это трудно установить, так как в наше время уже нету здравомыслящих людей. Все мы предоставили свои мозги в распоряжение своим узко специализированным профессиям и изо всех сил стараемся, чтобы остальные наши мозговые клетки отмерли. Когда этого нам удается добиться, наше начальство начинает на нас обращать внимание, и мы делаем карьеру. Просто, мол, удивительно, насколько обыкновенные и несложные мысли уже находятся вне округа деятельности мозга большнства людей.
Доктор Влах рассуждал в том же духе в течение часа с четвертью, только сейчас я уже не совсем помню, о чем собственно шла речь. Он закончил ее тем, что с похвалой отозвался о Пифагоре. Я не спорил с ним об этом, но что касается его утверждения, будто в наше время нет здравомыслящих людей, то, по-моему, ему следовало бы говорить только о себе.
Тихий старый дом
Принципиально не пользуюсь пословицами
Эксцентричность Сатурнина
Мы живем на судне
Я соглашаюсь поймать Марка Аврелия
Ни один мужчина не стерпит, чтобы сомневались в его храбрости
Я хотел бы, чтобы вы представили себе, насколько спокойно я жил до того, как Сатурнин сделался моим слугой. Я занимал небольшую квартиру в одном из тех старых городских домов, особое очарование которых на меня всегда действовало. Я чувствовал себя там очень хорошо. Атмосфера этих домов с оштукатуренными фасадами, с протоптанными ступенями лестниц, интимным полумраком в коридорах и высокими старинными дверьми мне гораздо милее, чем атмосфера стандартных современных зданий. Мне кажется, что уюту человеческого жилья способствует приятный и успокаивающий полумрак.
Доктор Влах говорит, что это чувство унаследовано нами от наших предков, живущих в пещерах. Вообще он весьма отрицательно отозвался о моей квартире. Он удивлялся, как я могу жить в этом доме. По его словам, как только он попадает туда, у него сжимается сердце, и в голову закрадываются гнетущие мысли о разыгривающихся здесь человеческих трагедиях. Все люди, мол, живущие там, в течение долгих лет, унесли с собой свое счастье, а тоску, горе и отчаяние оставили. Он утверждал, что весь дом пропитан слезами, пролитыми во время горестных ночей, после которых уже никогда не наступало утро. Короче говоря, доктор Влах утверждал, что там видимо, происходили ужасные события, и что у него такое чувство, будто стены рушатся на него.