– Я кричать буду! – заявил он, начиная спуск в темень и смрад.
– Кричи на здоровье – захихикали тюремщики.
Его голова исчезла, а потом опять появилась на поверхности.
– А можно, я буду петь?
– Пой, а мы слушать будем. Хорошо петь будешь, ночью наверх поднимем, покушать дадим, любить тебя будем.
Он спустился вниз, лестницу вытянули наверх, решетчатую крышку опустили и заперли на замок. Внутри ямы стояла жуткая вонь, под ногами шуршала сухая трава. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и попытался осмотреться по сторонам. Провел рукой по гладкой прохладной стене. Вот он, оказывается, какой, зиндан, визитная карточка Востока, тюрьма, из которой не сбежать.
Зашуршала трава, к пленнику из темноты вышел здоровенный лысый бородач в рваном халате.
– Грязный кяфир, – прошипел он, протягивая скрюченные пальцы к его горлу. – Убью!
Смрадный воздух восточной тюрьмы непонятно почему благотворно повлиял на московского журналиста. Он не стал визжать и звать на помощь, вместо этого сделал шажок навстречу нападающему и закатал ему кулаком в лоб. Поддел с левой в печень и добавил правой в челюсть. Глаза бородача закатились, затем сошлись на конус к переносице, и он грузно осел на пол.
– Вы хотели песен, – тихонько, себе под нос произнес пленник, – их есть у меня... – встав так, чтобы его освещала полоска света из отверстия под потолком, он прокашлялся и манерным голосом провинциального конферансье произнес: «Дорогие друзья! Позвольте открыть наш концерт в пользу арестованных и их семейств этой лирической песней...» Задрал голову и заорал как кастрируемый ишак.
Закончил петь, замер, наклонив голову в ожидании бури оваций.
– Молодец, еще давай! – восторженно проорали сверху охранники. Они только что выкурили еще одну папиросу с травкой на двоих, а потому жизнь казалась им необычайно прекрасной.
– Для вышестоящих товарищей исполняется! – он набрал полную грудь воздуха и затянул:
Веселей, ребята!
Выпало нам
Строить путь железный, а короче – БАМ!
Сидящий на полу бородач, убрал руки от головы и хриплым голосом произнес:
– Ты очень плохо поешь!
– А ты еще не видел, как я танцую, – ответил самодеятельный исполнитель, сам себе аплодируя.
– Не надо БАМ, «Учкудук» давай! – донеслось сверху.
– Запросто, – не стал спорить певец и заорал так, что задрожали стены зиндана:
– Учкуду-у-у-ук, три колодца!
– Дальше я слов не знаю, – честно сознался он и предложил. – Давайте лучше эту:
– Белый аист летит, над белесым Полесьем летит...
Представьте себе тихий весенний вечер в Средней Азии. Небольшой кишлак у подножья древних гор, освещаемый заходящим за эти самые горы солнышком, несколько десятков глинобитных домиков за дувалами, арычок с мутной водицей вдоль пыльной дороги и... жуткий рев, перекрывающий вой собак во дворах: