— Счастье, подобно аромату коньяка: когда рюмка пуста, аромат самый сильный, — едко заметила их бабушка.
— Счастье — это послевкусие, оно так стремительно, чтоподчас его трудно оценить тогда, когда ты счастлив. И это абсолютно бесспорно, счастье — это память сердца.
— А я хочу счастья прямо сейчас, — заявила Изабелла, картинно жестикулируя. — Я требую, чтобы жизнь дала мне что-нибудь, пока я молода.
— Жизнь многим одарит, но она способна и обмануть, — с усмешкой произнесла Нанетт. Взгляд ее голубых глаз, казалось, буравил насквозь сидящего напротив на диване мужчину. — Ну, что ты на это скажешь, дорогой мой? Цинизм — часто лишь прикрытие романтического сердца, хотя в твоем случае у меня есть большие сомнения.
Дуэйн Хантер взял с блюда персик и, разломив его пополам, вынул из сердцевины косточку. Он выглядел озадаченным. — Я полагаю, персик мог бы быть лучшим символом для Евы, сорвавшей плод в райском саду. Мягкий и соблазнительный снаружи, но посмотрите на это! — И он поднял вверх твердую косточку, затем положил ее в пепельницу и с беззаботным наслаждением надкусил персик.
— Где ты научился быть таким циничным? — резко спросила Нанетт, так как будто бы сцена с персиком в действительности причинила ей боль. — Что случилось с тобой в зеленых джунглях, которые были твоим домом? Была ли это женщина, Дуэйн?
— А что, это обязательно должна быть женщина?
Рослин перевела взгляд на Дуэйна, который в это время вытирал руки большим белым носовым платком. Падающий свет лишь подчеркивал медь волос, обрамляющих резко очерченный строгий профиль.
— Ты — представительница романских народов, Нанетт. Для тебя жизнь есть вечная борьба полов. — Дуэйн говорил медленно и лениво. — А я и не чистый британец, и не француз. Во мне идет война между чертами характера и того, и другого народа. А если я — циник, то значит, я таким родился.
— Неужели? Очень любопытно. — Нанетт как-то старомодно посмотрела на него. — Напомни мне, дорогой мой, о том, что я бы хотела с тобой поговорить однажды. Это будет длинный и личный разговор. Я не хочу, чтобы кто-то из моих внуков был лишен романтизма, — а именно такое впечатление ты производишь.
— Может быть, я и не романтик, — усмехнулся Дуэйн, — но всегда получаю удовольствие от длинных приватных бесед с красивыми женщинами.
Нанетт улыбнулась в ответ и какое-то время рассматривала кольца на пальцах. Затем она обратилась к Рослин.
— Бедняжка, у тебя был сегодня такой длинный день, твои серые глаза уже закрываются. Пойдем, нам обеим пора спать.
Дуэйн тотчас же подошел к Нанетт и помог ей подняться. Он склонился над ней, и Рослин показалось, что он возмужал уже в юности, когда был почти мальчишкой. Она никак не могла представить его ребенком, а вот Тристан вдруг предстал в облике моряка.