— Нам следовало бы устроиться на ночлег раньше, чем в лампе кончится керосин. Оп, вставай же! — Взяв на руки, он перенес Рослин через борт лодки. — Когда я устроюсь на своем месте, то вытяну край парусины, чтобы нам накрыться. Ты пока укладывайся, а я должен разложить свою рубашку и свитер — к утру они просохнут.
Рослин клубочком свернулась на дне лодки, наблюдая, как Дуэйн положил свои вещи рядом с ее рубашкой, брюками и грязными сандалиями. Пламя в лампе светило уже неровно, вот-вот обещая погаснуть. Когда Дуэйн ступил в лодку, то она начала плавно раскачиваться. Рослин была рада, когда услышала, как Дуэйн положил на пол ботинки.
Ведь он был таким высоким, что, вытянувшись во сне, его ноги, наверняка, будут прямо у лица Рослин.
Она почувствовала, как он вытягивает парусину с одной стороны.
— Накрывайся, как следует, — сказал он ей. — Я как следует проверил, нет ли там какой живности в складках.
Да, этой парусине далеко до лучшего постельного белья, не так ли? Ну, да ладно, нам хотя бы не будет холодно. — Рослин почувствовала, как Дуэйн вытянул ноги. — Мои ноги где-то у твоего лица, да? — спросил Дуэйн.
Она дотронулась до них рукой. — Надеюсь, ты во сне не брыкаешься, — сказала она.
— Бог знает. Было бы лучше, если бы мы оба сейчас… подожди, я сейчас попробую продвинуться немного повыше под сиденьем. Ой!
— Что случилось?
— Думаю, поставил себе синяк. — Она слышала, как он закряхтел, и решила, что он ударился не сильно. — Утром в гостинице синяк станет поводом для разговоров, да?
Рослин предположила, что Изабелла для симметрии наградит его еще одним.
Она слушала, как он устраивался, и, хотя они не касались друг друга, она ощущала его тело каждым своим нервом. На улице квакали древесные лягушки. Было слышно, как плещется вода в озере, и, вторя этим звукам, шелестели пальмы.
— Ты уже спишь? — В темноте голос Дуэйна прогремел как гром.
— Нет, пытаюсь. — Рослин пыталась найти удобное положение и положила себе руку под щеку.
— Извини, что не знаю никаких колыбельных. Когда я был совсем маленьким, моя няня из индейцев пела мне одну, то тебе она, наверное, покажется очень странной.
— Ты, видно, мальчишкой был таким же диким, как индейцы, — сквозь дрему произнесла Рослин.
— Это было неизбежно, особенно, когда… — он вдруг остановился, и Рослин почувствовала, как он беспокойно заворочался. — Забавно, я имею в виду любовь. Любовь к месту, так же как и любовь к человеку. Она проникает внутрь человеческого существа.
— Ты жалеешь, что уехал из джунглей? — спросила Рослин.
— Я не о себе, — ответил ей Дуэйн спустя некоторое время.