Это случилось, когда он сломал себе ключицу на охоте, и к нему в Элвин был вызван доктор. Он испытывал мучительную боль, когда доктор вправлял кость.
Он всех и вся проклинал от боли, и доктор открыл свой кожаный чемоданчик, вынул маленькую бутылочку и налил какой-то темной жидкости в чайную ложку.
— Выпейте это, милорд.
— Что это? — спросил маркиз.
— Всего лишь опий, но он притупит боль.
— Снадобье для женщин! — сказал презрительно маркиз.
— От женщин, конечно, не требуют такого презрения к боли, как от мужчин, — ответил доктор, — но я всегда считал, что страдать без необходимости вовсе не обязательно.
— Да, вы правы, — согласился маркиз.
Он принял опий и обнаружил, что он сильно помог ему, хотя на следующее утро и проснулся с тяжелой головой и такой же сухостью во рту, как теперь.
Конечно, Ола дала ему именно опий, и он упрекал себя за то, что оказался глупцом, не заподозрившим ее намерений, когда она держалась с ним так любезно.
Ведь он знал, что она решила не возвращаться к своей мачехе с такой же твердостью, с какой он решил отправить ее туда.
«Проклятие, эта женщина победила!» — раздраженно думал маркиз.
Остаток дня он то урывками засыпал, то недолго бодрствовал, и каждый раз, приходя в сознание, он все больше злился от того, что Ола смогла обвести его вокруг пальца.
Но теперь уже он, по сути дела, ничего не мог предпринять, кроме того, чтобы доставить ее куда-нибудь на побережье Средиземного моря.
Он предполагал, что они давно уже миновали Лиссабон.
Следующим цивилизованным портом на пути будет Гибралтар, и поскольку он находился в британском владении, то пришлось бы прибегнуть ко всяким изощренным объяснениям, почему маркизу Элвингтонскому захотелось оставить привлекательную и столь юную особу на берегу в затруднительном положении и отправиться далее одному.
«Пожалуй, я мог бы высадить ее в Марселе или Ницце», — думал он и спрашивал себя, а не изобретет ли она какие-то еще хитрости, чтобы разрушить его планы, если он откроет их ей.
После крепкого ночного сна он чувствовал себя бодро и в сравнительно неплохом расположении духа, если не считать его продолжающейся злости на Олу.
Одевшись, маркиз вышел на палубу, и теперь ему не требовалось ни плаща, ни непромокаемой накидки, поскольку наверху тепло грело солнце, а море отражало голубизну неба, — Доброе утро, милорд! — сказал капитан, как только маркиз появился на палубе. — Надеюсь, ваша светлость в добром здравии?
Маркиз сдержался от резкого ответа, мол, с его здоровьем все в порядке, если не считать, что его опоили наркотиками.