В голове невольно пронеслось: «Неужто все?». Правда, он все еще надеялся на сердце самолета — мотор, думал, что протянет с десяток минут. Но этого не случилось. Невозможно было вдохнуть жизнь в горящий двигатель.
Несколько долгих минут подряд летчик бросал самолет из одного крена в другой. Нос «ильюшина» то поднимался над горизонтом, то неожиданно резко падал куда-то вниз. В груди захватывало дыхание, дым заполнял кабину самолета, который все чаще вздрагивал. И среди всего этого пугал непривычный звук мотора — скрежет металла.
Самолет резко пошел вниз. Вот и земля. Уже не плывут, а несутся стремительно навстречу перелески, овражки, извилистая лента реки. Глаза привычно выискивают ровное место. Наконец ощущение, что земля под тобой. Неровная полоска, грубое касание колес, резкое торможение. Побелевшие от натуги пальцы отпустили ручку управления. Откинув назад фонарь кабины, Хитали выскочил из горящего самолета. Нестерпимо жгло руки и лицо. Загорелся комбинезон, по спине вспышками пробегал огонь. Сбросив шлемофон, он ощупал плечи, руки, грудь, схватился за кармашек гимнастерки: партбилет! Обычно перед вылетом он оставлял его у комиссара, а сегодня взял с собой.
Надо было бороться за жизнь.
«Надо!». Это слово чаще всего говорят вслух перед выполнением боевого задания, как клятву перед строем; оно вошло в обиход летчиков как приказ — строгий и неумолимый. Любое другое слово, пусть самое красивое, показалось бы фальшивым. Это же слово, по-военному строгое и суровое, являлось для летчиков своего рода законом.
Теперь надо бежать. Скорее! Скорее добраться до речки и спрятаться в кустах.
Слева небольшой галечный плес, справа кустарник. Хитали быстро нырнул в кустарник. Ветки секут лицо, бешено колотится сердце. А тут еще резкая боль в правой ноге.
Обессиленный, он прижался к влажным стеблям кустарника, В голове хаотично теснились мысли. Две недели назад ему исполнилось восемнадцать. В семье был третьим. Самым младшим. Мать долго отговаривала его, чтобы не шел в летное училище, но Захар был неумолим и добился своего. С началом войны полк получил самолеты «Ильюшин-2» и был переброшен на юго-западное направление. За эти три с половиной месяца Захар скитался по многим аэродромам. Прошел, как говорят, огонь, воду и медные трубы. Летать приходилось много. Уставал за день до чертиков, но не жаловался. В конце сентября приняли в партию. Капитан Феденин, рекомендовавший его, сказал: «Теперь ты коммунист, и спрос с тебя двойной».
И вот он здесь и не может тронуться с места, будто прикипел к земле. А товарищи по полку давным-давно на своем аэродроме.