Их глаза полны слез.
Они плачут обо мне, Малин.
Ты можешь осушить их слезы. Во всяком случае, придать им иное направление.
Отдохни немного, переведи дух и продолжай свой путь.
Туве держит папу за руку, от затычек в ушах болит голова. Самолет опускается к посадочной полосе, метр за метром, огни домов среди леса вырастают за иллюминаторами, светлая полоса замирает на горизонте, и Туве думает, не обрывается ли там мир, но знает, что он продолжается до бесконечности, ибо жизнь на этой планете — вечное движение по кругу, хотим мы того или нет.
Мама.
Я так по ней скучала.
Вибрация пробегает по корпусу самолета, когда шасси касаются асфальта. Огни аэропорта.
Папа сжимает мою руку.
Интересно, привезла ли она с собой Маркуса?
По нему я особо не скучала. Что это значит?
— Мы на шведской земле! — говорит папа с радостным видом. — Сейчас узнаем, добралась ли сюда мама или опять работает сверхурочно.
Чемоданы.
Янне ненавидит эти моменты в поездке.
Но вот они выезжают — одними из первых, и ничего не потерялось ни в Хитроу, ни в Станстеде.
Багаж. И мы. Все как положено.
— Пошли, Туве!
Как хорошо вернуться домой!
Малин не сводит глаз с автоматических дверей.
Постукивает сандалией по белому каменному полу, а вокруг нее люди — радостные, полные ожидания, напряженные.
Она разглаживает платье, закладывает волосы за ухо, чувствует, что ей надо бы в туалет, но не хочет бежать туда сейчас — самолет давно приземлился, они вот-вот выйдут.
Ну же!
Двери в очередной раз распахиваются.
Вот.
Вот они, и она идет им навстречу, устремляется к ним, видит, какие они уставшие, но когда Туве замечает ее, усталость улетучивается, и Туве тоже бежит к ней, и Малин бежит, весь воздух, разделяющий их, спрессовывается, и их тела встречаются.
Объятия, руки, оплетенные вокруг тел.
Малин отрывает свою дочь от пола.
Сколько же ты весишь сейчас?
Три килограмма и сто сорок три грамма было в тебе, когда ты вышла из меня.
А теперь?
Малин смотрит на Янне.
Он стоит за багажной тележкой, кажется не очень понимая, что ему делать.
Малин ставит на пол Туве и машет ему, чтобы он подошел. И вот они стоят втроем в зале прибытия и ощущают тепло, неподдельное и согревающее глубже, чем зной самого жаркого лета.