В поисках бриллиантовой диадемы (Аверин) - страница 4

В итоге из десяти экземпляров ему удалось пристроить только два: один он подарил Дине Кирсановой, а второй — Вите Пузыренко, по прозвищу Пузырь.

При этом у Вадика не хватило фантазии даже для двух дарственных надписей. Дине он написал размашистым почерком в левом верхнем углу фотографии: «Дине Кирсановой, с наилучшими пожеланиями. От автора». А Пузырю — тоже в левом верхнем углу: «Вите Пузыренко, с наилучшими пожеланиями. От автора».

Пузырь сравнил две надписи, недовольно покачал головой и угрюмо посоветовал: «Ты бы хоть цвет фломастера поменял... для разнообразия».

И все. Ни похвал, ни комплиментов, ни обсуждений его мастерства, ничего. Ти-ши-на.

Правда, от Дины Кирсановой Вадик и не ждал похвал, ведь именно она была изображена на фотоснимке; и еще неизвестно, кого полагалось хвалить за то, что редакция журнала выбрала этот снимок из сотен других: Вадика за его мастерство или Дину за ее фотогеничность.

Но Пузырь поступил бесчеловечно. На Пузыря Вадик обиделся. Ситников не ждал от него бурной, восторженной реакции, аплодисментов и цветов, но несколько теплых слов Пузырь мог бы сказать. Но он не сказал.

Взяв журнал в час дня, Пузыренко ушел домой (он жил в соседней квартире) и до сих пор ни разу не позвонил, хотя обычно набирал номер Вадика по десять раз на дню, и чаще всего без всякого повода, просто чтобы потрепаться.

Вадик вспомнил фразу «бремя славы» и подумал: почему бремя? Бремя — это что-то тяжелое, что трудно вынести, а ему легко, даже чересчур легко. Он сейчас не отказался бы выслушать несколько комплиментов в свой адрес, чтобы ощутить если не тяжесть славы, то хотя бы вес телефонной трубки. Но телефон молчал.

Наконец Вадик не выдержал. Он стиснул зубы и сам позвонил Пузырю.

Ну как? — спросил Вадик, не поздоровавшись.

Насчет чего?

Видел фотографию в журнале?

Да ты, никак, белены объелся? Ты же еще вчера всучил мне этот журнал со своей дарственной надписью.

«Всучил»?! — Вадик чуть не поперхнулся, услышав этот оскорбительный глагол.

Ну подарил, — примирительным тоном сказал Пузырь.

Ну и как?.. Тебе понравилось?

Что понравилось?

Ну, вообще... Фотография, журнал... То, что я победил в конкурсе и мой фотоснимок опубликовали? — Вадик старался говорить спокойно, но его терпение кончалось, а Пузырь не спешил одаривать его комплиментами. Судя по приглушенному чавканью, которое доносилось с другого конца провода, Пузырь что-то жевал.

Нольно, — невнятно произнёс Пузыренко.

Что значит «нольно»? Ты хочешь сказать, что моя фотография — ноль, что она ничего не стоит? — вкрадчиво и очень тихо спросил, почти прошипел, Вадик и стал ждать ответа. Он ждал молча, не поторапливая Пузыря и не нарушая тишину, которая воцарилась в кладовке. Такая тишина обычно бывает перед бурей или перед землетрясением.