Свет омывал Макса, обжигал его, но сталкер не чувствовал боли, как и не замечал, что свет из ослепительно-белого превратился в холодный, зеленоватый, зловещий.
Счастье – это глубина ее глаз, дрожащие пальцы, ее несбыточные мечты, которые вдруг станут явью. Макс видел две фигуры, уходящие в ослепительное сияние, его душа грезила лишь одним: как выйдут они из проклятых земель, и она увидит то, о чем могла лишь горько вспоминать. Бескрайний, пряный луг, капельки росы, искрящиеся на лепестках бесхитростных полевых цветов, щебет птиц, чистое бездонное голубое небо…
Он упал.
Вокруг искажалась реальность, взрывались блоки аппаратуры, били фонтаны искр, конвульсиями выгибались дуговые разряды высокого напряжения.
Неистовый свет, поглотивший Тима и убивший Гонту, начал затухать.
Светлый Тоннель заполняла тьма.
* * *
Первым смысл происходящего понял Шелест.
– Монгол! Это скоргиум! Проклятье, он излучает все сильнее!
Помещение Светлого Тоннеля, куда несколько минут назад спрыгнул Макс, вдруг начало искажаться.
Они ничего не могли сделать. Время не отмотаешь вспять, ни на минуту. Реальность изменялась, всплеск аномальной энергии, излучаемой образцом скоргиума, вторгся в работу комплекса «Страж».
– Назад! – заорал Монгол, но его крик поглотила ватная тишина.
От входа было отчетливо видно, как внутри помещения густеет воздух, как Тим упал, отполз к стене, и его вдруг поглотила зеленоватая вспышка, как Гонта вскочил из-за укрытия, открыв огонь по Максу, как тот уклонился от пуль, почему-то не стреляя в ответ, как взрывались приборы, гас свет, рушилась целостность сложнейшего комплекса, как Гонта ворвался в круг ослепительного света и заорал, разрываемый на части, когда импланты выдрало из его тела… с мясом.
– Господи… – Шелест чувствовал, еще секунда – и он свихнется.
Внутри комплекса теперь полыхали взрывы, там зародилось зеленоватое сияние пульсации.
– Макс! Уходим! – дико заорал Монгол, но Максим не слышал его. Он упал на колени, затем с неимоверным усилием поднялся и вдруг шагнул навстречу сиянию.
Еще секунда, и свет пульсации полыхнул, сметая все на своем пути.
Новосибирская зона отчужденных пространств.
Спустя час после пульсации…
Шелест открыл глаза.
Попасть под удар пульсации и выжить удавалось немногим из сталкеров.
Он сел. Корка окалины, покрывающая бронескафандр, посыпалась на землю.
Импланты по-прежнему сбоили.
Со стоном перевернувшись на бок, он увидел серое, клубящееся небо, показавшееся ему до боли родным, а панорама заросших металлокустарниками руин, над которыми царили древовидные автоны, – мирным ландшафтом.