— Опс благослови, доктор Шима, добро пожаловать на наш пир с Бледнолицым.
— Опс благослови, — непослушными губами отозвался Шима. — Так вы меня запомнили?
— Кто же забудет ваше и госпожи Нунн выступление в эдакой странной «Порги и Бесс»? Подобные воспоминания хранят вечно.
— Я пришел, чтобы загладить содеянное. Мне очень бы хотелось уладить с вами это дело: оказанием любезности, деньгами, чем скажете.
— В день Опс? Ни за что! Забудьте об этом, доктор. Мы уже забыли. Пойдемте, присоединитесь к нам — вот-вот подадут ужин.
— И все же, — продолжал настаивать Шима, — я хотел бы чем-нибудь быть вам полезным, потому что пришел просить вас об услуге.
— Ах так! О какой же?
— О смете на строительство.
— Да? И чего?
— Мне необходимо поставить опыт по сенсорному восприятию. Для этого нужна полная изоляция объекта — что-то вроде небольшого толстостенного бетонированного бункера.
— Понятно. И что же?
— У ваших ребят в руках все строительство. Как скоро вы могли бы соорудить такой бункер и во сколько это обойдется — могли бы вы дать мне график и смету?
Вождь ватусси уныло покачал головой.
— Очень жаль, но мы не можем удовлетворить вашу просьбу, доктор Шима. Мы бастуем в знак протеста против решения дирекции принять боевиков ООП в охрану. Что бы там ни заявляли в ООП, они — не настоящие черные. Протянется это еще месяца три, и мы готовимся к бойне. Очень сожалею. А теперь пойдемте, откушайте с нами.
У Шимы подступило к горлу.
— Простите, сегодня я не в настроении отведать длинной свиньи[72].
Ватусси понизил голос до заговорщицкого шепота:
— Прошу вас, доктор, не разочаровывайте наших гостей! Но мы не стали позорить ККК, подавая жаркое всего лишь из бледнолицего. Мы отмечаем праздник гораздо более редким и дорогим деликатесом.
— Чем человек? О Господи, что же это?
— Горилла.
* * *
Опсдень! Опсдень! Опсдень! В церкви Всех Атеистов сардонические раскаты органа сопровождали увенчание Христа дурацким колпаком. Музыка была настоящей, а не в записи, с удивлением отметила Гретхен. На скамье органиста метался бушующий маньяк, топочущий по педалям басов, колошматящий по всем четырем клавиатурам разом… Своей сатанинской музыке он непрерывно вторил зывываниями, стонами и рычаньем.
Он был в обычных для Опсдня лохмотьях, поэтому Гретхен никак не могла определить его общественного положения, но чисто по внешности — индеец-ирокез с головы до пят: смуглое лицо, орлиный нос, большой тонкогубый рот, мясистые уши. Череп выбрит наголо — лишь ото лба к затылку топорщился жесткий гребень черных волос.
«Ему только военного оперения не хватает», — подумала она, забираясь на хоры, чтобы лучше видеть.