Афганец и Усач были первыми, кто с кинжалами в руках влетел в тронный зал. Из глубины его вырвалось пламя и опалило руку Афганца.
— Здесь тоже действует заклятие! — вскричал Усач.
— Око Ра сейчас снимет его, — пообещала царица.
Она вошла следом за своими воинами и направила жезл с сердоликом в сторону вырывающегося пламени.
Камни пощадили головы грифонов, и они готовы были сжечь каждого, кто приближался к трону.
Под защитой Ока Ра Яххотеп подошла к ним и завязала им глаза. Потом Эмхеб замазал их гипсом. Ослепшие грифоны никого больше не сожгут огненным взглядом.
— Разломайте трон на тысячу кусков, — распорядилась царица, — и всем уцелевшим статуям заткните нос. Апопи наверняка заколдовал их, они умеют отравлять воздух.
— Госпожа, — объявил Неши, — мы нашли потайной покой.
Боясь посмертного заклятия Апопи, Яххотеп приказала открывать дверь при помощи очистительного огня. Железные засовы расплавились, и дверь со скрипом отворилась.
В тайном покое лежала красная корона Нижнего Египта.
Заключенного 1790 томило беспокойство. Вот уже месяц на каторгу не приводили новых осужденных.
Люди вокруг него продолжали умирать. Теперь его официально назначали могильщиком, и за это дополнительно кормили. Стража привыкла к изможденному скелету, удивляясь всякий раз, что жизнь в нем еще теплится. Несмотря ни на что, Голенастый был жив и даже брался чинить сандалии надсмотрщикам, потому что его работящие руки не привыкли к праздности.
— Мне надо закопать двух девочек и старика, а лопата у меня сломалась. Вот она, посмотрите. Можно я возьму другую? — Голенастый ждал ответа от начальника караульщиков, бородатого иранца.
— Копай руками!
Голенастый покорно поплелся прочь, но иранец его окликнул:
— Так и быть! Возьми другую в сарайчике!
Кроме лопат там лежала куча бронзовых клейм, которыми выжигали номера на коже каторжников. Голенастый взял одно и закопал в углу двора. Если он выйдет живым из этого ада, он сохранит вещественное доказательство своих мук, будет каждый день смотреть на него и благодарить судьбу за избавление.
Исполнив горестную обязанность, он вернул лопату надсмотрщику.
— Что-то давно новеньких нет, — заметил он.
— Тебя это беспокоит?
— Нет, но…
— Чисти свинарник и не мозоль глаза.
Раньше с Голенастым и разговаривать бы не стали, и он сразу сообразил, что у гиксосов что-то не ладится. Уж не одержала ли наконец победу царица Свобода? Может, царство гиксосов уже трещит по швам?
Ярче, чем когда-либо, вспыхнула надежда в сердце каторжника. В этот день и сухая корка хлеба показалась ему мягкой лепешкой.