Командовал испанской армией Пабло Морильо. Ему было тридцать семь лет — всего на пять больше, чем Боливару. Морильо был родом из города Фуэнтесекас-де-Леон и вовсе не знатного происхождения. Его головокружительная карьера началась после битвы при Витории, в которой его роль в самом деле была значительной. После победы при Витории Морильо стал фельдмаршалом. Он был изображен на картине рядом с Веллингтоном. Этот человек питал слабость к громким титулам. Морильо был сильным, крепко сложенным мужчиной среднего роста с черными глазами и пушистыми темными бровями. На лице застыло суровое выражение, а в голосе звучали стальные ноты, да и манеры его нельзя было назвать изящными. Появившись в Карупано, он сразу же выразил свое неприятие бандита Моралеса, который теперь командовал «легионом дьявола». Пять тысяч диких всадников собрались, чтобы поприветствовать Морильо. Фельдмаршал любил военную форму. Большинство же легионеров Моралеса были обнажены по пояс, а на их головах красовались шапки из шкуры ягуара. Меж собой они общались лишь на им понятном языке. Морильо, обратившись к этой орде, заявил, что, если не наладится дисциплина, эта банда будет распущена. Моралес ответил, что ему проще встать на сторону восставших патриотов, чем выполнить такой приказ Морильо.
Первая совместная экспедиция Морильо и Моралеса была на остров Маргарита. Они должны были подавить восстание, поднятое Арисменди. В мирные времена Арисменди был тихим человеком, но после того, как его жена и дети были замучены, сделался лидером повстанцев, причем в жестокости не уступал льянерос. Арисменди сдался без боя: силы были слишком неравными. Морильо помиловал его. Один из англичан оставил описание внешности Арисменди: «…Выражение его лица было особенно свирепым. Улыбка нисколько не смягчала эту свирепость, а смех наводил ужас на окружающих. Смех делал его лицо еще отвратительнее. Его смех можно сравнить только со звуками, которые издает встревоженная гиена, а голос — сдавленный рев тигра. Его глаза горели мстительным огнем. Любому стороннему наблюдателю становилось очевидно, что этот человек способен к зверствам и насилию, они были его естественным состоянием».
Испанский историк Севилья писал, что Моралес, указывая на стоящего на коленях лидера повстанцев, настаивал: «Генерал, не делайте этого. Человек, который стоит перед вами на коленях, не раскаялся. Он жалкий притворщик. Это пресмыкающееся перед вами ничтожество вовсе не человек, а дикий зверь, исчадие ада. Он льет крокодиловы слезы. Его обещания лживы. Этот человек заживо сжег пятьсот мирных испанских торговцев, направлявшихся из Каракаса в Ла-Гуайру. Тех же, кто не погиб в огне, пронзали копьями».