Семен объяснил, добавив, что ее сообщение передано в Минск, а оттуда в Москву.
— Значит, машина придет только завтра? — переспросила Ярослава. — Вот после этого и не верь в судьбу.
— А что? — не понял Семен.
— А я загадала, — призналась Ярослава. — И все пока идет точно по моему предсказанию. И то, что мне удастся перейти границу, и что буду ранена. И что война догонит меня…
— А как вы гадаете? — улыбнулся Семен.
— В Германии все помешались на звездочетах, — то ли шутя, то ли всерьез начала Ярослава. — Вот и я попыталась…
— Понятно, — прервал ее Семен. — В Европе названия дней недели соответствуют названиям планет. Суббота — день Сатурна. А Сатурн — планета неблагоприятная и вредоносная, знаменует черный цвет и господствует над свинцом…
— Откуда вы это знаете? — удивилась Ярослава.
— Если бы я не стал начальником заставы, из меня получился бы второй Коперник. Или Кеплер, — пошутил Семен. — До беспамятства люблю астрономию. А вы, оказывается, верите звездочетам?
— Не верю, конечно, — смутилась Ярослава. — Но что-то есть в их предсказаниях притягательное. Не может же быть, что во Вселенной, где все взаимосвязано, Земля была бы сама по себе, а звезды — сами по себе.
— А я верю звездочетам, — сказал Семен.
— Неужели?
— Это я серьезно, — улыбнулся Семен. — Только само слово «звездочет» понимаю по-своему. — Семену вдруг захотелось быть с ней откровенным, и, наверное, потому, что ему казалось, будто он всю жизнь, еще с самого детства, был знаком с Ярославой. — Знаете, я влюблен в это слово «звездочет» — оно прекрасно. В нем и великая тайна, и великая вера. Для меня звездочеты — это великие прорицатели. А те, что составляют гороскопы, те и не звездочеты вовсе, а шарлатаны. И каким бы фантастическим ни было их шарлатанство, они неизбежно плюхнутся в лужу вместе со своими гороскопами. Вот Гитлер наверняка назначил день нападения по гороскопу. Воскресенье — день Солнца, а Солнце — светило благодетельное. А только все равно оно нам светить будет, а не Гитлеру.
— Это правда, — сказала Ярослава. — Только не думайте, что его, Гитлера, можно будет шапками закидать. Уж я-то знаю.
— Ну что ж, — посуровел Семен. — Каждое поколение, разумеется, не само выбирает себе судьбу. Нашему выпало воевать. И тут уж ничего не попишешь.
— Тут уж ничего не попишешь, — в тон ему повторила Ярослава — не с сожалением, не обреченно, а как о чем-то давно известном и решенном.
Они помолчали. Солнце вырвалось из-за туч и, как пленник, сбросивший путы неволи, яростно ударило в окно огненными, истосковавшимися по земле лучами.