— Да, изменников не прощают…
— Рита… — протестующе начал он.
— Скажи, — не дав ему продолжать, спросила Маргарита Сергеевна, и он, еще не услышав вопроса, понял, что сейчас, именно сейчас произойдет самое страшное и непоправимое. — Скажи, ты служил у Колчака?
Зимоглядов не вздрогнул, не побледнел — он уже успел в эти мгновенья подготовить себя к такому вопросу. Ему хотелось, чтобы она взглянула сейчас в его лицо и удостоверилась, что оно не изменилось и не выдает его внутреннего волнения и страха лишь потому, что он не волнуется и не боится.
— Да, я служил у Колчака, — спокойно, словно речь шла о самых обыденных вещах, ответил Зимоглядов и тут же, не давая ей изумиться, выразить гнев, поспешно добавил: — Это так же точно, как точно и то, что я перешел на сторону красных и до последнего дня гражданской войны не снимал красноармейской шинели. И только ли я один, Рита? Из бывших русских офицеров вышли многие нынешние советские полководцы. Так в чем же ты меня хочешь обвинить? В твоем вопросе столько ненависти, будто перед тобой не любящий тебя всю жизнь человек, а самый заклятый враг.
— Мы прожили с тобой столько лет, и ты ни разу не говорил мне, что служил в колчаковской армии.
— Да, не говорил, но ради тебя самой. Не говорил из-за любви к тебе, из страха потерять. Боялся омрачить наше счастье. На службе, в анкетах, я этого не скрывал. Время, в которое мы живем, беспощадно. Поверь, я ничем не запятнал себя, не убивал, не вешал, не пытал…
— Документы из архива говорят совсем другое, — она произнесла эти слова прерывисто, хрипло. — Совсем другое.
— Какие документы? Какой архив? Ты фантазируешь! Можно подумать, что ты не в своем уме!
— Нет, я в своем уме. — Она сумела взять себя в руки, и голос ее непривычно зазвенел: — К несчастью, в своем уме. И документы здесь, со мной. — Она дотронулась рукой до верхнего ящика письменного стола. — Копии, заверенные копии. Оставшись одна, я искала спасения в работе. Решила писать диссертацию. Иначе погибла бы. Взяла тему о гражданской войне, то самое время, когда мы встретились… Нет-нет, не думай, что я специально искала эти бумаги, факты, которые обличают тебя. И если бы они совершенно случайно не встретились мне, я была бы счастлива. Но — не судьба. Они встретились, они сами нашли меня. И погасили свет в моих глазах…
— Какие документы? Какие факты? — почти шепотом повторял одни и те же вопросы Зимоглядов.
— Самые обыкновенные документы. После расстрела Колчака был захвачен архив его контрразведки. И в нем — дело номер ноль четыреста семьдесят три. Ноль четыреста семьдесят три… — Она помолчала. — Тебе ничего не напоминает это число?