- Кто хочет опробовать самолет? - спрашивает товарищ Витошников.
- Кому прикажете.
- Поскольку самолет предназначен для первой эскадрильи, пусть на нем первым полетит Мероньо, - предлагает подполковник. - Затем на нем по очереди будут летать все пилоты.
Надеваю парашют, шлем, протираю стекла защитных очков и, перед тем как занять место в кабине, спрашиваю механика:
- Валентин Иванович, опробовали шасси?
- Да, да, все в норме. Мы опробовали их несколько раз. Мотор в порядке, работает как зверь, он ведь новый!
Сажусь в кабину, проверяю показания приборов после запуска мотора. Давление масла, температура воды - все в норме. До предела выжимаю газ. Прекрасно! Мотор работает как надо!
- Убрать колодки! - приказываю механикам, поднимая обе руки.
Выруливаю на самый край поля, хотя это и не нужно, но, на всякий случай, лучше иметь какой-то резерв. Вдали замечаю ориентир и плавно начинаю прибавлять обороты мотора. Этому аппарату не нравится грубое обращение, он всегда отвечает на это одним и тем же: если резко дать газ, то самолет энергично ведет вправо, и рывок трудно сдержать. Скорость оборотов винта быстро растет, и она уже достаточна для отрыва от земли. После взлета проверяю, как слушаются рули. Убираю шасси и кладу руку на регулятор шага винта. Пытаюсь его повернуть, чтобы уменьшить обороты мотора и увеличить шаг винта, но безуспешно: ручка не поворачивается, ее заклинило. Температура масла начинает резко возрастать, мотор ревет. Задевая верхушки сосен, делаю вираж и иду в сторону, противоположную взлету, не уходя от аэродрома, чтобы иметь возможность выключить мотор и сесть. Температура достигает максимума. В этот момент мелькает мысль о том, что ведь это единственный наш боевой самолет и что немцы в любую минуту могут появиться над аэродромом.
"Надо садиться!" - решаю я.
Все показатели работы мотора достигли крайних пределов. Загорается красный сигнал опасности. Еще две-три секунды - и нужно или выключать мотор, или он заглохнет, а возможно, и взорвется. Направляю самолет на зеленое поле аэродрома, выключаю мотор, выпускаю шасси, закрылки. Пять метров высоты.
Когда самолет касается земли и посадка проходит благополучно, с облегчением вздыхаю, Опасность миновала. Когда я вошел в землянку штаба, там воцарилась полнейшая тишина. В землянке было дымно от сырых дров, Бланко удивленно взглянул на меня. Витошников глухим, напряженным голосом спросил:
- Тебе что, жить надоело?
- Нет, товарищ подполковник. Я еще хочу сбить не один фашистский самолет, а сейчас я сделал все, что мог, для спасения самолета, ведь он у нас один.