Смерти и боли Павла не боялась. Может быть поэтому, ни один мужчина так и не смог взять ее за себя замуж. Наверное, они просто боялись жить рядом с такой сильной женщиной. Именно ее сила духа, привлекала к ней людей и она же их отталкивала. За ней шли, когда цель была хоть и трудна, но понятна. И она умудрялась выполнять даже самые трудные задачи, а вот ласковой и желанной быть не умела. Как-то раз, году в 93-м Павла осталась ночевать у такой же одинокой подружки. Та работала табельщицей в бухгалтерии завода, и была лет на восемь моложе. Загулявший в пятницу вечером девичник уже разбрелся по домам, и лишь две замотанные жизнью одинокие женщины остались сидеть за столом. Они пели песни своей комсомольской юности, и плакали друг дружке в плечо о своей тяжелой судьбе.
Такое поведение было совсем не похоже на Павлу. Но щедро принятый алкоголь расслабил волевые тиски стального характера. И вот, уже укладываясь спать на полуторном диване, Павла вдруг почувствовала нечто странное. Тамара, продолжая плакать и жалуясь на судьбу, как-то странно целовала ее лицо, а руки ее, сначала гладившие спину Павлы, потихоньку смещались к ногам. Губы, пьяно целующие ее щеки, стали вдруг спускаться к шее и ниже. Павла почувствовала жаркое дыхание подруги, и немедленно протрезвела. В ужасе она вскочила с простыни, и с трудом напялив свою одежду, резко выскочила в коридор, а оттуда на лестницу. В след себе она услышала сдавленные рыдания Тамары.
С этого момента подруги больше никогда не разговаривали. Павле было стыдно. Стыдно за то, в чем она боялась признаться себе. Ей оказалось приятным чувствовать прикосновение другой женщины, но смириться с этим срамом Павла не могла. Павла вообще стала избегать посиделок и девичников. Оглядываясь назад, Павла ни о чем не жалела. Будь она мягче с мужчинами, может быть была бы семья, дети. Увы, она знала, что не смогла бы так жить, без прямоты в общении и без борьбы. И вот, пришла тоска. Старая дева. Не нужный никому, уставший от жизни человек. Сначала она хотела даже прикрикнуть на себя, за то, что распустила нюни, но глянув в зеркало, Павла поняла, что ей просто надоело ждать.
Стакан был быстро опустошен, и Павла, укрывшись одеялом, легла на свое одинокое ложе. В теле была пульсирующая боль, а перед глазами все стало медленно расплываться. На столе скрипел проигрыватель:
Городок провинциальный,
Летняя жара,
На площадке танцевальной
Музыка с утра.
Рио-рита, рио-рита,
Вертится фокстрот.
На площадке танцевальной
Сорок первый год…
Павла слушала знакомые слова песни. Ей нестерпимо захотелось сейчас умереть не так. Совсем не так! Не в постели под звуки заезженной пластинки, а в настоящем бою. Ей хотелось ненавидеть, чувствовать режущую боль, яростно схватившись с врагом. Взглянуть в глаза тем, кто отберет у нее ее жизнь. И еще захватить несколько из них с собой в небытие. Музыка играла, а темнота уже густела в ее глазах…