Право на защиту

Каждый год в конце лета Федор Ильич отдавал дань одной из дисциплин тяжелой атлетики, а именно — «перетаскиванию капустного кочана».

Засолка этого немудреного, но такого полезного овоща — в свое время в громадной бочке с грузом в виде изрядного валуна (в коммуналке тогда жили, эхе-хе, и много стояло на коллективной кухне бочек, и пахли по-разному, хотя, казалось бы, капуста и капуста), ныне в более цивильных кастрюлях — придавала ощущение стабильности. Солнце всходит и заходит, зима сменяет осень и уступает место весне, птицы летят на юг, Федор Ильич пудами закупает капусту и тащит ее домой...

Бывали времена,— тотально-дефицитные семидесятые и критическое начало девяностых,— когда за капустой приходилось выстаивать многочасовые очереди. Но это, конечно, исключение. Обычно в продаже капуста была, и стоила, кормилица, недорого. Так что проблем с ее приобретением не возникало.

Только вот этот год выдался неудачным: в парадном Федора Ильича не работал лифт. Впрочем, сейчас в шахте ковырялся рабочий в синем комбинезоне. Неужели?..

Федор Ильич поставил на пол две тяжелые сумки с капустой, собираясь поинтересоваться успехом ремонтных работ. Но тут же сообразил, что рабочий, во-первых, ничего не ремонтирует, а лишь прикручивает к стенке металлическую табличку с правилами пользования лифтом. А во-вторых, и хорошо, что не ремонтирует, поскольку он пьян. Держится, что называется, за отвертку.

— Вы когда лифт пустите? — возмущенно воскликнул Федор Ильич.

Труженик отвертки обернулся. На лице (Федор Ильич сказал бы «на харе») расплылась издевательская улыбка:

— Вот правила пользования выучите, так сразу и включим.

Федор Ильич шутки почему-то не оценил.

— Ах, ты, хронь подзаборная! Еще издевается!..

— Ладно-ладно, отец, не злись,— пьянчужка был настроен благожелательно.— Я тут ни при чем. Движок починят, тогда милости просим кататься. Туда-сюда-обратно...

Повторяя бесконечное число раз «туда-сюда», работяга приседал и поднимался. Лишь плохая координация мешала ему пуститься в настоящую присядку. Хорошее у него было настроение, а у Федора Ильича — плохое. Опять переть кочаны по лестнице...

«Короли и капуста»,— вспомнил Федор Ильич фильм, который не смотрел.

А может, и смотрел, да забыл за давностью срока.

Из дверей одного из судов Санкт-Петербурга в погожий августовский день вышли и направились к черной, блестящей на солнце, как начищенный ботинок, «ауди» двое мужчин.

Один — солидный полноватый господин слегка за пятьдесят, вальяжный, излучавший уверенность. В темно-голубой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, небрежно расслабленном серо-белом галстуке с искрой и черном легком костюме. Образ преуспевающего адвоката, на который Борис Авдеевич Мыльников не жалел ни времен», ни денег, дополняли кожаный портфель и массивный перстень-печатка.