Подивился Лука речам «жизнелюба» Свиридова, но вслух лишь укорил:
— То-то руки пожать не можешь, ссышься своё избавление подцепить?
Дмитрий спорить не стал:
— Ссусь. Завидую тебе, но инстинктов побороть не могу, они велят до последнего мучиться. Вот так и живем, в муках и страхе…
— Балабол ты, Митя. Балабол и пустобрёх, — Лука больше не злился. Какой смысл в злобе, зачем её плодить, когда время на исходе? Успеть бы пару добрых дел напоследок сделать, всё легче ласты будет склеивать, спокойнее.
Митя на обидные эпитеты никак не среагировал. Помолчал немного, думая о чём-то своем, затем сказал:
— Тебя Василич к себе вызывает.
— Который из Василичей?
Вызывать — именно вызывать, а не звать или приглашать, мог только один Василич, и Лука прекрасно это знал. Но всё равно спросил. Глупо, конечно. Однако страх показаться смешным или тупым куда-то подевался после рокового медобследования.
— Начальственный, Павлик, начальственный.
— Чего хочет? В карантин быстрей засунуть или сразу — в расход?
— Понятия не имею, — Свиридов пожал плечами. — Но вакцину от твоей дряни точно не предложит.
— Гад ты, Митяй…
— Не серчай шибко. Не умею сочувствовать, когда зависть гложет… Прощай, Лука!
— Не прощу, — вяло огрызнулся сталкер и неторопливо побрел к начальственному Василичу.
* * *
Секретарша Наташа, прозываемая в народе секретуткой Парашей, при виде Луки испуганно завизжала.
«Ох, не зря тебя Парашей кличут», — привычно подумал горемычный сталкер, неприязненно рассматривая толстуху.
— Дура, чего визжишь, как порося? Мертвеца не видела? — он не стал особенно церемониться со всегда раздражавшей его особой. Настроения для дипломатии и прочих соловьиных трелей не было.
— Ишь, разговорился, — Наташа гневно зыркнула исподлобья, накручивая себя для ответной брани, однако её не по-женски грубый голос тут же сорвался, превратившись в ушераздирающий писклявый фальцет. Продолжать спор в столь вызывающе высокой тональности секретарша не решилась и без лишней словесной борьбы махнула в сторону начальственной двери.
— Женя… — она запнулась, но тут же проявила женскую сноровку. — Женя Васильевич ждет. Проходите… — И снова замялась, готовясь без запинки произнести чуждое небогатому лексикону слово. — Пожа-луй-ста!
«Женя Васильевич, значит?» — ухмыльнулся про себя Лука, мысленно издеваясь над неразборчивым бабофилом Васильичем.
Сталкер изобразил благодарственный книксен и послал шустрой секретутке воздушно-капельный поцелуй, отчего та содрогнулась всем дородным телом, а затем панически прикрыла мясистую носоглотку не менее мясистыми клешнями-ладонями.