«Ну как тут быть?» — подумал сейчас Бенкендорф, невольно вспомнив события двадцатилетней давности и последний приезд императора Александра в Семеновский полк. Нет, в интуиции государю не откажешь. Он шел будто ощупью, но в каком-то, похоже, известном направлении. Влиянием одного Аракчеева сие объяснить нельзя. Император не единожды доказывал самостоятельность собственных поступков. Недаром он упомянул о великом князе Михаиле. Дружба между ним и Шварцем укреплялась с каждым днем — если не утром, то к вечеру или даже ночью великий князь в полку. Честность Шварца очень нравилась, при всеобщем-то российском воровстве. Великий князь подарил семеновцу лошадей, карету, мундир, шпагу, приглашал в гости и на прогулку. Шварц воспринимал покровительство бригадного командира как одобрение мерам. Недаром в павловские времена семеновские флигельманы любили повторять:
— Где нет строгости, там нет службы.
Солдатская служба в XIX веке
Бенкендорф спустился на первый этаж, где ждал фельдфебель.
— Ну что там стряслось? — спросил Бенкендорф. — Да не дрожи! Не трусь! Сядь, успокойся. Суриков, дай воды!
Суриков — мигом в каморку и со стаканом к Палею.
— Садись, коли велят.
У Палея стучали зубы о край стакана. Когда цоканье; немного стихло он сказал:
— Первая рота первого батальона, ваше превосходительство, заявила на вечерней перекличке претензию. И в десятом часу собрались в коридоре, требуя к себе капитана Кошкарева!
Рота его величества! Не может быть?!
— Рота его величества? Не может быть! — повторил вслух Бенкендорф. — Ружья под замком?
— Как положено, ваше превосходительство!
— Да разве это бунт? Так, недоразумение.
— Нет, бунт! Беды не миновать. Шумят сильно и кулаками махают. Идти отказываются по отделениям. Кричат: долой полкового командира! Измучил наше тело, измытарил душу. Капитана Кошкарева плохо слушают. А уж чего дальше вытворили — не могу знать! Я сюда кинулся. Извозчика распряг. Может, и до смертоубийства дошло.
— Хватит врать, Палей. Какое смертоубийство?! С чего?!
— Шумят сильно, ваше превосходительство.
— Да из-за чего весь сыр-бор? Я давеча был в полку: все тихо.
— Сами знаете, из-за чего, ваше превосходительство. За ружейной смотреть надо. Там замок — пальцем своротишь.
— Ладно. Возвращайся в казарму. Никому ни слова, что здесь был. Ясно? Поймают — выручу.
Он догадывался, из-за чего вышла история. Шварц, конечно, зверь. И неумный зверь. Охотник до тиранства. Грибовский докладывал Бенкендорфу, что семеновцы ропщут. Капитан Сергей Муравьев-Апостол на заседании тайного общества рассуждал о тяготах солдатчины, предрекая легкость, с которой они возмутятся, когда терпение лопнет: