Ноздри Рейеса раздувались, а глаза вспыхнули обсидиановым пламенем.
Да, прямое попадание.
— Можно мне высссосать его кровь? — спросил Легион, впиваясь когтями в Аэроновы плечи. — Пожалуйсссста. Оччччень прошу.
— Нет, — ответил ему Аэрон. Он задолжал Рейесу быструю смерть — воин слишком бы наслаждался, умирая долго и мучительно. Разрывающие его вены зубы, льющаяся ручьями кровь доставила бы ему удовольствие. А Рейес не заслуживал удовольствия. Ведь именно он не подпускал его к девчонке. Такое преступление заслуживало жестокого наказания.
Преступление? Это не преступление, это милосердие. Это не ты говоришь. Сопротивляйся.
Его глаза сузились. Нечему противиться. Ему было дано задание, и он выполнит его.
— А как насчет девушки? — поинтересовался Легион. — Ее можно выпить?
Низкий рык донесся из Рейесовой глотки.
— Нет, — отрезал Аэрон. — Она — моя.
Теперь Рейес двинулся вперед, и серебряный кинжал блеснул в его руке
— Она — моя.
Сообразив, что творит, он остановился на середине камеры, по-прежнему оставаясь вне досягаемости.
Жаль.
— Я знаю, что она неподалеку, — медоточиво проговорил Аэрон. — У нее сильный запах, что даже сейчас зовет меня в бой.
Рейес отступил назад, охраняя единственный выход. Охраняя ее. Аэрон закрыл глаза, ее предсмертные крики внезапно зазвенели в его ушах.
«Не делай мне больно. Пожалуйста, не делай мне больно», — умоляла бы она.
Сообразив, что к чему, он нахмурился. Это не ее крики. Они были настоящими, они были воспоминаниями, и она принадлежали другой. Каждый вопль уподоблялся пьянящей ласке, что услаждала его ничтожные чувства. Ясно, что кому бы он ни причинил боль — убил? — это принесло ему удовольствие.
Аромат крови наполнил его нос, сладкий и бодрящий, словно теплая ночь после мучительно холодного дня, нежный свет луны после слишком долгого пребывания под палящими лучами солнца. Он будто перенесся отсюда, словно опять возвышался над ее телом, насмехаясь на ее слабостью.
Это не ты. Ты ненавидишь это, ненавидишь того, кем ты стал.
Некогда — вечность тому назад? — он наблюдал за смертными, восхищаясь отличиями меж их жизнями и его собственной. Он часто призывал смерть, но скорее всего он будет существовать вечно. Они понемногу умирали каждый день, но все же владели жизненной энергией, какой у него никогда не было. Они были слабы; он — силен. Все же они не боялись смеяться и любить.
Любить так, будто они не понимали, что могут лишиться всего в считанные секунды.
«Почему?», — всегда гадал он. Он долго жаждал получить ответ, но это так и не случилось. И вот сейчас он радовался воспоминаниям о пытке одной смертной и предвкушал неизбежную смерть другой.