Даже демон Гнева находил его позицию странной и неправильной.
Аэрон не забыл, как они вместе демоном сопротивлялись этим мрачным побуждениям к насилию. Поначалу. Но боги победили, и, в конце концов, они подчинились. Теперь смерть струилась в его венах, более густая, чем кровь, превращаясь в единственную причину его существования.
— Тебе понравится, если я буду умолять? — напряженно спросил у него Рейес.
«Понравиться ли?», — усмехнулся Аэрон, впервые за много недель испытав вспышку веселья.
Предположил, что понравится.
Гордый, высокомерный Рейес не склонялся ни перед кем.
Заставить его сделать это здесь и сейчас, было бы впечатляющим.
— Мне, мне понравиться, — захлопал в ладони Легион, раздражая слух Аэрона.
Рейес не колебался. Упал на колени.
— Пожалуйста, — слово скорее походило на рык зверя. — Скажи мне, где они.
Едва Легион загоготал, Аэрон перестал улыбаться, понимая, что его не впечатляет стоящий на коленях друг. Напротив ему стало стыдно.
— Ты любишь ее?
— Нет, — неистовый отрицательный жест головой. — Я не могу.
Лжец!
Так оно и есть. Иначе, зачем бы ему так унижаться, если он никогда не делал этого ради кого-то другого? Даже ради Повелителя.
Аэрон и Рейес были там в тот день, когда Ловцы отрубили голову их другу Бадену. Они с ужасом взирали, как на воина напали из-за спины, мгновенно перерезая горло. Они бросились к нему, вопящие, разъяренные, отчаявшиеся, готовые к битве. Но они не умоляли Ловцов остановиться. Они не просили за жизнь Бадена. Они просто напали.
Спасли бы мольбы жизнь хранителя демона Недоверия?
Вряд ли, но почему они даже не попытались? Они любили Бадена как брата и с его смертью утратили те крупицы человечности, что они сумели спасти от своих демонов.
— О чем ты думаешь? — спросил коленопреклоненный Рейес.
— О худшей ночи в моей жизни, — сознался он.
— Об открытии ларца.
— Нет. О Бадене.
Чувство вины засело в нем с той с кошмарной ночи. Вины за то, что он не сумел защитить друга. Вины за то, что наказал только нескольких виноватых перед тем, как отойти от войны с Ловцами, надеясь отыскать островок мира в бесконечности хаоса и смерти в то время, как он не заслуживал его.
«Я никогда не любил никого настолько, чтобы сражаться за него, воевать или умолять»
— Он был хорошим другом, — сказал Рейес. — Теперешние мы ему бы не понравились.
— Он бы смотрел на нас с сожалением во взоре своих желтых глаз. Мы бы не обратили на него внимания, потому что он хотел бы, чтобы мы пожали руки и помирились, а потому он бы ударил нас кинжалом, чтобы привлечь наше внимание.
— Да уж он не переносил, когда на него не обращали внимания.