— И сколько ты уже этим занимаешься?
— Занимаюсь чем, сэр?
— Ведешь все эти записи… как бы это ерунда не называлась.
Он листает страницы, однако замечает, что больше не хочет к ним прикасаться.
— Моя система уходит корнями к началу цирка, — говорит Марко.
— Ты же что-то с этим делаешь, со всеми нами, ведь так?
— Я просто выполняю свою работу, сэр, — говорит Марко. И понизив голос, добавляет. — И я был бы очень признателен, если бы Вы не рылись в моих книгах без моего ведома.
Чандреш движется вокруг стола, лицом к нему, переступая через чертежи, спотыкаясь, хотя голос его остается ровным.
— Ты мой работник, у меня есть все права видеть всё, что находится в моем собственном доме, что делается с моим собственным проектам. Так ты работаешь с ним, ведь так? Все это время ты хранишь это втайне от меня, у тебя нет прав действовать за моей спиной…
— За вашей спиной? — перебивает его Марко. — Вы даже не можете понять, что именно происходит за Вашей спиной. Всё всегда шло за вашей спиной, еще не успев начаться.
— Я не этого хотел от данного соглашения, — говорит Чандреш.
— У Вас никогда не было выбора относительного этого соглашения, — говорит Марко. — Вы ни чем не управляете, да и никогда не управляли. И Вы даже не хотели знать, как всё устроено. Вы подписывали квитанции, никогда особо в них ни вникая. Это всего лишь деньги, говорили Вы. Вы никогда не интересовались подробностями, все это оставалось за мной.
Бумага на столе идет рябью, когда Марко повышает голос и останавливается, делая шаг от стола. Бумага вновь лежит неподвижно неряшливыми кипами.
— Ты пресекал на корню все мои усилия, — говорит Чандреш. — Лжешь в глаза. Хранишь, Бог знает что, в этих книгах…
— В каких книгах, сэр? — спрашивает Марко.
Чандреш оглядываться на стол. На столе не было ни бумаг, ни груды бухгалтерских книг. Он видит чернильницу, рядом с ней лампу, медную статую какого-то египетского божества, часы и пустую бутылку из-под бренди. Ничего другого на полированной деревянной поверхности больше нет.
Чандреш приходит в замешательство, глядя со стола на Марко и обратно, не способный сосредоточиться.
— Я не позволю тебе так обращаться со мной, — говорит Чандреш, взяв бутылку бренди со стола и размахивая ею прямо перед лицом Марко. — Ты уволен, я освобождаю тебя ото всех обязанностей. Ты должен немедленно уйти.
Бутылка бренди исчезает. Чандреш останавливается, хватая ртом воздух.
— Я не могу уйти, — говорит Марко, голос его спокоен и ровен. Он медленно проговаривает каждое слово, как будто что-то объясняет маленькому ребенку. — Мне не дозволяется. Я должен остаться и продолжить всю эту ерунду, как Вы верно подметили. Вы возвращаетесь к своему пьянству и приёмам, и даже не вспомните, что у нас состоялся этот разговор. Всё останется, как было. Именно так будет и дальше.