Майцев-старший взял Захара к себе на работу санитаром, но сильно с работой не докучал, порой прикрывая его постоянные отлучки перед своим отделом кадров. Мне же и вовсе досталась синекура - похлопотала мама - и мне нашлось место курьера в областной газете. Свою зарплату я честно отдавал пятнадцатилетнему сыну завхоза, что разносил вместо меня письма по почтам и организациям.
Захар забросил своих девиц, а я появлялся дома только чтобы поспать. С матерью почти не виделся - так поглотила меня задача. Да и Захар ничуть не отставал, а, скорее, наоборот - еще и подгонял меня, потому что сам усваивал информацию гораздо проще и быстрее. Даже Новый год мы встретили с ним посреди моей комнаты, заваленной учебниками, справочниками, энциклопедиями и прочей макулатурой.
Ко дню смерти Андропова мы утвердились во мнении, что статистика, которой мы оперировали, неполна. В ней отсутствовали целые разделы, составлялась она так, словно специально хотели запутать врагов. Из отчетов наших лидеров невозможно было понять, куда мы движемся - вперед, назад или топчемся на месте?
Нам стало понятно, что огромный массив информации скрыт от глаз непосвященного исследователя за семью печатями. Секретность, секретность, секретность. Она стала какой-то навязчивой идеей, которой подчинялось все в нашем отечестве. Секретилось все - от количества произведенного металла, до ассигнований на содержание пограничных войск. Имея представление о смысле того или иного показателя, мы либо находили десять его разных значений в разных источниках, либо он отсутствовал в любом виде.
Невозможно заниматься арифметикой, когда искомый "икс" произвольно превращается в семерку или тройку, а то и вовсе пропадает из уравнения.
К избранию Генсеком Черненко мы подошли в твердой уверенности, что ничего сделать не сможем. Наверняка не сможем, если будем и дальше пытаться все сделать вдвоем.
Мы принялись искать среди знакомых человека, который бы разбирался в экономике и политике лучше других, желательно профессионально и с большим опытом. Перебрали множество кандидатур - от соседей и друзей родителей до преподавателей в институте и не нашли никого!
И здесь я вспомнил, что дед Юли Сомовой - моей уже несостоявшейся жены - был очень грамотным экономистом, начинавшим работать еще чуть ли не с Василием Леонтьевым или Александром Сванидзе. В разные годы жизни он поработал в самых разных экономических институтах. В начале семидесятых в зарубежной дочке Внешторгбанка - Донау Банке в Австрии, до этого в Госплане, Минфине и МИДе. Он приложил руку к такому количеству отечественных кредитно-финансовых организаций, что в этом мире - отечественной экономики и финансов - не осталось, наверное, уже ничего и никого, с чем и с кем бы он не был знаком. Сам я был представлен ему в середине девяностых - когда он был уже древний старик, с трудом понимающий, что происходит вокруг. А сейчас он должен быть еще крепким пенсионером, всерьез намерившимся написать и издать свои правдивые мемуары, которые так никогда и не закончит: сначала нельзя будет писать так открыто, как он того захочет, потом ему все станет неинтересно. В несостоявшемся будущем я должен был прочитать эти три сотни листков, напечатанных на раздолбанной "Ятрани" перед рождением Ваньки. И тогда я просто хмыкнул, отложив в папку последний из них.