— Не знаю. Об этом не пишут.
— А кто знает?
— Еще один вопрос без ответа, — пожал плечами Винтер. — Не знаю, Бертиль.
— У меня из головы не выходит это платье… если, конечно, оно на ней было. Куда оно потом-то делось?
— Вот именно.
— Она же сама не могла потребовать, чтобы ей вернули платье. Потом… когда ее выписали из больницы.
— Это уже третий вопрос.
— Сформулируем вопросы. Итак: откуда взялась записка? Когда она попала в кармашек платья? Кто ее туда положил, и сколько она там пролежала? Кто забрал платье?
— Не забудь еще один вопрос: что все это значит?
В квартире пахло пряными травами и чесноком.
— Я приготовила еду, — сказала Ангела, встретив его с бокалом вина. — Теперь уже стопроцентная, настоящая домохозяйка.
— Вино в этот образ не вписывается…
— Хочешь?
— Нет… я же уже сказал, если пьянствовать всерьез, лучше джин-тоник… а еще лучше — ничего.
Она прошла за ним в кухню.
— Постепенно привыкаешь, — произнес он.
— Я недавно пришла… Слышишь музыку? Это твой рок.
Только сейчас он обратил внимание на бухающий ритм. «London Calling». «Клэш».
— Это твой первый рок-диск.
— И скорее всего последний. — Он сел за стол. — Ты была права.
— Я? В чем именно?
— Маленькую девочку по имени Хелена много лет назад положили в больницу. Нашли историю болезни…
Они лежали в постели. По телу медленно разливалась приятная усталость. Бывает усталость приятная и неприятная. Сейчас усталость была приятной. Созидательная усталость сменила усталость разрушительную. Мышцы расслабились, он чувствовал, как медленно отмякает тело и уходит нечеловеческое напряжение последних дней.
— Ты думаешь о ребенке, — сказала она.
— Да. Но по-другому. Ты же знаешь, как все меняется. В один момент видишь только возможности, в другой — препятствия и трудности.
— Полицейское определение жизни.
— Полицейское описание работы. К сожалению. Еще несколько часов назад я был почти уверен, что мы ее не найдем.
— Ты думаешь… о худшем?
— Мне не хочется произносить это вслух.
— Надежда есть, — твердо сказала Ангела. — Ты сам это повторял, и не один раз.
— Надежда есть… потому что мы имеем дело с чем-то отличным от классического похищения ребенка — ребенок играл на детской площадке и исчез, и мы предполагаем, что какой-то сукин сын его похитил. В таких случаях надежды почти нет. И ребенка мы, как правило, не находим… если только какой-нибудь психопат сам не укажет, где закопал тело.
— А здесь не так?
— Нет. Рисунок необычный. Значит, надежда есть… Или дело обстоит еще хуже, чем все предыдущие.
— Ты же не хотел произносить это вслух… А может, тебе это и нужно.