– Разумеется. «Блу Риббон» волнует тебя постольку, поскольку она влияет на твой статус в корпорации, и не более того. Так что кончай вешать мне лапшу на уши. Вот. – Он швырнул конверт с заявлением об увольнении на полированную крышку стола.
Орднер снова слегка покачал головой.
– А как же насчет тех людей, которые из-за тебя попадут в беду, Барт? Маленькие люди. Ты забыл о них, послал их к чертовой матери, а теперь любуешься самим собой. – Орднер словно смаковал эти слова. – Так как же эти маленькие люди, которые потеряют свою работу из-за того, что для прачечной не найдется нового помещения, что с ними будет?
Он резко засмеялся и сказал:
– Ах ты, дешевый сукин сын. Слишком ты высоко взобрался, чтобы разглядеть, что происходит внизу.
Щеки Орднера слегка порозовели.
– Объясни, пожалуйста, свои слова, Барт, – сказал он преувеличенно вежливым тоном.
– Да у каждого работника в прачечной – от Тома Гренджера до Поллака из мойки – лежит в кармане страховка от безработицы. И она принадлежит им. Они за нее платят. Регулярно. И они получат свои деньги. А если тебе трудно с этим примириться, то думай об этом, как об издержках. Наподобие ленча «У Бенджамина», за которым ты позволяешь себе выпить четыре коктейля.
– Это велферовские деньги, и ты прекрасно об этом знаешь, – уязвленно сказал Орднер.
– Дешевый сукин сын, – повторил он. Руки Орднера потянулись одна к другой и сжались в двойной кулак. Они сплелись, как руки ребенка, которого недавно научили читать «Отче наш…» перед сном. – Ты переходишь границы дозволенного, Барт.
– Нет, ничуть не бывало. Ты позвал меня сюда. Ты попросил меня объяснить. И что ты ожидал, что я тебе скажу? Простите, я виноват, я облажался, я готов делом искупить свою вину? Я последний разгребай? Так, что ли? Но я этого не могу сказать. Потому что я не чувствую ни малейшего раскаяния. А если я и разгребай, то это касается только Мэри и меня, и она никогда об этом не узнает, а если и узнает, то никогда не сможет убедиться наверняка. Неужели ты собираешься сказать мне, что я причинил вред корпорации? Не думаю, однако, что даже такой говнюк, как ты, способен на такую чудовищную ложь. Когда корпорация достигает определенного размера, ей уже ничто не может причинить вред. Она становится своего рода стихийным бедствием. Когда дела идут хорошо, она получает огромную прибыль, а когда дела катятся ко всем чертям, она получает право платить меньше налогов. Уж тебе ли этого не знать.
– А как насчет твоего собственного будущего? Как насчет Мэри? – осторожно осведомился Орднер.