Прохору уже ничто здесь не было в диковину: третий раз плавал он Татарским проливом. Обстоятельно, не торопясь рассказывал Калитаев солдатам все, что знал об этих местах. Вот показался выжженный англофранцузским десантом лес в Императорской гавани, куда ненадолго зашел «Манджур», и солдаты слушали печальную историю «Паллады», которую хотела взять на буксир «Хеда», шедшая из Японии в Николаевский пост. Но не хватило силы у маленькой шхуны… Прохор и сейчас не мог вспоминать спокойно об этих тщетных попытках.
С каждым часом «Манджур» приближался к конечной цели плавания. В заливе Петра Великого на корабль обрушился теплый июньский ливень. С тропической неистощимостью он поливал берега, вспенивал реки, рябил морскую гладь. Было хорошо и радостно под этим дождем плодородия, и в то же время ново и неизведанно выглядел он, непохожий на дожди в северных местах. Дождь сменился влажным, душным туманом. Сырость как бы съела, обесцветила яркие краски вокруг — прозрачную синеву неба, густую зелень лесов, солнечную желтизну песчаных берегов.
Осторожно пробирался «Манджур» сквозь туманную заволоку. Прохор, как и в прошлые плавания, дивился туману в этих краях: никогда не приходилось Калитаеву видеть, чтобы облака, еще совсем недавно плывшие по небу, спускались постепенно так низко, что уже ползли по воде — их прямо-таки можно было руками потрогать. И тогда припомнилось Прохору небо родного Забайкалья с высокими облаками, и на ум пришла слышанная в детстве сказка: «Где небо сходится с землею…» А сходилось оно, как известно, где-то на краю света. «Эк куда занесла судьбина — за тридевять земель, в тридесятое царство», — покачал головой Прохор.
Он расстегнул ранец, достал тряпицу с толченым кирпичом и принялся начищать заржавевший от сырости топор. И за неторопливым этим занятием пришли на память нелегкие солдатские денечки, проведенные от зари до зари с неразлучным топором в руках. Хватило ему работы: стальное лезвие выбелилось о дерево, как лемех плуга о землю.
Был ранний рассветный час. Где-то за облачной завесой всходило солнце. Подымаясь по небесной крутизне, оно словно тянуло вверх навалившиеся на море груды облаков. И вскоре от ватной туманной глухоты не осталось и следа: туман рассеялся, разлетелся рваными желтоватыми клочьями, глянуло солнце, и увидел Прохор такое недосягаемо высокое небо, что у солдата даже дух захватило. Над морем, над берегами, над кораблем, над людьми, что столпились на палубе, светило неиссякаемое, веселое, лучистое солнце. Оно как бы насквозь пронизывало светом каждый встретившийся на пути предмет. И, глядя на какой-нибудь обомшелый камень, торчащий из воды, или на изломанный морскими ветрами корявый ствол прибрежного дерева, чудилось, что и камень тот и дерево и все другое не просто отражали солнечный свет, но сами излучали собственное трепетное, благодатное сияние. Серебристо вспыхивало под лучами солнца надраенное кирпичом лезвие топора.