Дверь в лето (Хайнлайн) - страница 278
Он впал в тихую меланхолию. Никогда больше? Никогда снова? Колорадо прохладным утром… Бостонская почтовая улица с осенним дымом от дровяных печей в воздухе… Область Бакс в начале весны… Мокрые запахи рыбного базара в Фултоне… Этого никогда уже больше не будет. Завтрак в кафе “Утренний зов”. На холмах в Нью-Джерси не будет больше никакой дикой земляники, горячей и сладкой, как губы любимой. Никаких больше сумерек на Южном Озере с холодным бархатом легкой воздушной дымки и лязгом этой старой калоши — как там ее называли? — “Пароход Мэри Брэвстер”. Никакой больше Луны, даже Земля исчезнет. Звезды… на них некому будет смотреть.
Он снова посмотрел на цифры Динковского, и ему вдруг захотелось отыскать Миди. Он встал.
Она вышла ему навстречу.
— Хэлло, Потти! Очень опасно снова приходить сюда! Я уже готова отсюда смыться!
— Я могу тебе помочь.
— Занимайся своим делом, — она прикрыла глаза ладонью. — Какой закат! Наверное, снова проснулись вулканы.
— Садись… посмотрим.
Она села рядом и взяла его за руку.
— Ты видишь солнечное пятно? Его можно увидеть невооруженным глазом.
— Это солнечное пятно? — она уставилась вверх. — Оно выглядит так, словно кто-то откусил кусок Солнца.
Брин снова моргнул.
— Будь я проклят, если оно не становится больше!
Миди вздрогнула.
— Мне холодно. Обними меня.
Он прижал ее к себе одной рукой, а другой сжал ее руку. Это было великолепно.
Будет ли это благом для человеческой расы? Обезьяны, подумал он. Обезьяны с каплей поэзии в крови, которые устроили хаос на второразрядной планете возле третьеразрядного солнца.
Она прижалась к нему.
— Согрей меня.
— Скоро будет тепло. Я хочу сказать… что согрею тебя.
— Милый Потти, — она посмотрела на него. — Потти — это так смешно вместе с заходом солнца.
— Нет, любимая — вместе с Солнцем.
— Я боюсь.
— Я здесь, любимая.
Он посмотрел вниз, на журнал, тот был все еще открыт. Ему не надо было доказывать себе, что Динковский прав на двести процентов. Вместо этого он порывисто сжал руку Миди и с неожиданно нахлынувшей печалью понял — это конец.
Послесловие
Два рассказа в самом конце нашей книги могут вызвать недоумение искушенного читателя. “Да полно! — скажет он. — Разве это написал Хайнлайн?” И вправду, первый рассказ — романтический и волшебный — больше похож на новеллы Брэдбери или Янга, а второй могли бы написать Олдисс или Кларк.
Но все же это Хайнлайн, пусть и не тот, к какому мы привыкли. В несчетный раз подтверждает он, что Великому Мастеру равно доступны и “фэнтези” в легкой ностальгической дымке, и мрачное реалистическое вплоть до последних абзацев пророчество, своего рода “малый Апокалипсис”.