— Что вы никак не можете успокоиться? Бросьте размышлять обо мне, — сказала она ему. - Наслаждайтесь пикником. Снимите свои башмаки — так приятно, когда песок под ногами.
Он начал расшнуровывать высокие ботинки, то и дело оглядываясь на нее. Сняв ботинки и носки, сунул ноги в теплый песок.
— Неужели вам нравится здешнее житье — в хибарке, где нет ни постели, ни ванны? — спросил он.
— Нет. Но я заставлю себя полюбить его.
Ага, подумал он, бесспорно, это намек. Если она настаивает на том, чтобы вести животное существование, он может играть и в эту игру.
Протянув к ней пальцы, он взял запястье одной из ее рук, обвивавших колени, и нежно потянул к себе. Неожиданно у нее появилось испуганное, удивленное выражение. Понемногу он привлек ее к себе, ощутил упругую округлость груди. Потом, продолжая сидеть, опрокинул навзничь на одеяло, крепко прижав ее плечи к земле обеими руками. Ее длинные волосы спутанной массой рассыпались по одеялу, темной, точеной рамой оттеняя смуглую, экзотическую прелесть лица. Глаза ее, по-восточному слегка суживающиеся к вискам, были полузакрыты.
- Ты самая красивая девушка из всех, что я видел, - сказал он с нежностью. - Я говорил так другим, но сейчас впервые говорю чистую правду.
Он быстро склонился к ней и поцеловал. Теперь она совсем закрыла глаза. Губы ее слегка приоткрылись и крепко прижались к его губам. Потом он растянулся на одеяле рядом с ней и притянул к себе ее стройное тело. Она отпрянула, сопротивляясь, но это продолжалось всего несколько секунд, потом она обмякла и прильнула к нему. Несколько минут лежали так, и он чувствовал лишь мягкую, хрупкую тяжесть ее тела и быстрое стаккато ее дыхания.
Он медленно просунул руку ей под свитер — пусть сопротивляется, если захочет.
Она схватила его запястье и тесно прижалась плечом к его плечу, чтобы задержать его руку. Он застыл в ожидании. Потом она вновь обмякла и, безмолвная, лежала рядом с ним, не сопротивляясь и все еще не открывая глаз. Его рука вновь начала пробираться вверх. Теперь она отпустила запястье, медленно отодвинулась от его плеча, и рука Рори могла двигаться беспрепятственно.
В этот момент Рори понял, что стоит еще совсем немного нажать, и он может овладеть ею. Вся способность к сопротивлению, которая была у нее, теперь ослабла. И в тот же самый момент он понял, что довольно.
Тому, что он испытал в следующий миг, он так никогда и не нашел удовлетворительного объяснения. Было не физическое бессилие, ибо чресла его пылали огнем желания; нельзя было объяснить это и каким-то психологическим торможением, хотя в таком истолковании он улавливал некое смутное правдоподобие. Мелькнуло мимолетное воспоминание о матери и сознание того, что обе по умственному развитию и образованию стоят неизмеримо выше того жалкого и косного окружения, в котором принуждены жить. Он знал только одно: Кэнайна готова отдаться ему, и сам он жаждет ее, как ни одну девушку прежде, но странная то ли сила, то ли слабость — он сам не мог сказать что - сдерживала его. Непонятно почему все получалось иначе, чем он замышлял.