— Ты осознаешь, Фрэнсис, что эта земля уничтожила четыре великих семейства — Бассетов, Деспенсеров, Вудстоков и Бофортов? Она может принести крах и Вестонам.
— Упаси Господи. А Захарий ничего не посоветовал? Ведь явно можно что-нибудь сделать, чтобы отвести это зло.
Анна Вестон впервые улыбнулась.
— Да, он дал мне амулеты для всех нас — даже для Маргарет и Кэтрин. Но для тебя он прислал нечто особенное. Амулет, перешедший к нему от матери, обладающий необычайной мощью. Подай мне вон ту деревянную шкатулку.
Она достала золотую цепь, на которой висел странный синий камень, какого Фрэнсис никогда не видывал. И в камне, невообразимо каким образом, был вырезан символ, смутно напоминающий глаз.
— И сколько он взял за это? — машинально спросил Фрэнсис, взяв его в руки.
Мать осуждающе посмотрела не него.
— Он ничего не взял с меня за амулеты; даже за твой, который был ему очень дорог.
Фрэнсису сразу же стало стыдно. Темноволосый незаконнорожденный отпрыск Норфолка не сделал ему ничего плохого, а он попытался унизить его. И пока Фрэнсис держал в руке древний талисман, в его мозгу вспыхнула странная картина: девушка с прекрасными волосами, идущая через поле васильков, а рядом с ней темноволосый малыш, бегающий и собирающий для нее букет цветов: босоногий мальчуган, наслаждающийся свободой, черные кудри которого весело треплет ветер.
— Цыгане, — произнес он вслух.
Леди Вестон с любопытством посмотрела на него, но Фрэнсис больше ничего не сказал. Он надел цепочку на шею, и совершенно неожиданно для него самоцвет, прикоснувшийся к коже, оказался не холодным, а теплым и трепещущим. С глубоким вздохом облегчения Анна Вестон вскочила с постели.
— Теперь ты в безопасности, — обрадовалась она.
Фрэнсис улыбнулся.
— Мама, неужели все эти стоны в темноте были просто притворством, чтобы заставить меня носить этот амулет?
Голубые глаза, так похожие на его собственные, одарили сына понимающим взглядом.
— Меня не столь волновало, как заставить это сделать тебя. Самым трудным было уговорить надеть амулет твоего отца.
Заразительный хохот Фрэнсиса заполнил комнату. Его до упаду рассмешило, что сэр Ричард, закоренелый политический воитель и честолюбец, действительно согласился носить амулет, чтобы отвести дурной глаз. Он все еще продолжал улыбаться, когда спустился по лестнице в Большой зал, где сэр Ричард сидел, ссутулившись, перед вяло тлеющим камином. Он поднял взгляд, услышав приближающиеся шаги Фрэнсиса.
— Ну, как твоя мать?
— Намного лучше, сэр.
Глаза Фрэнсиса лукаво искрились, но лицо выражало наивность, когда он сказал: