Мэдисон Дюваль опередила само время. Она предсказала кризис, когда мы все ожидали наступления века процветания. Она предвидела всплеск активности, который продлится несколько дней. Мэдисон видела скрытый от других порядок вещей, понимала сложные связи и механизмы, двигавшие миром, и даже предугадала волну самоубийств, захлестнувшую в ту осень Сити.
Мать нашла ее утром в среду. Хотя Мэдисон и перерезала вены на запястьях — представляю, с каким удовольствием она подносила лезвие к этим чешуйчатым символам предавшего ее мира, — умерла она не от кровопотери. Проглотив с десяток таблеток снотворного, Мэдисон запила их бутылкой водки и улеглась в горячую ванну. Когда на следующее утро ее мать зашла проверить, все ли в порядке, и узнать, почему дочь не отвечает на звонки, вода в ванне лишь порозовела. В какой-то момент Мэдисон вырвало — я представил зацепившийся за губы тонкий след шоколадного маффина, — после чего она соскользнула под воду, а инстинкт самосохранения задохнулся в теплых объятиях алкоголя. Я представил, как ее мать стоит над ней в этой аккуратной, чистенькой квартирке, как наклоняется, вытаскивает дочь за плечи и прижимает груди.
Перед ланчем председатель вызвал нас с Катриной к себе в кабинет. Утром я уже пытался найти в почте Мэдисон какую-то информацию о ее матери, но она сохраняла только рабочие письма и содержала почтовые ящики в таком же порядке, что и квартиру. Председатель сидел за столом с похоронным лицом, и в первый момент я подумал, что фонд идет на дно. В груди шевельнулась паника. Председатель заговорил негромко, бережно, опустив взгляд на руки в старческой гречке и коротких волосках, серебряной пылью припорошивших суставы.
— Мэдисон умерла прошлой ночью. Покончила с собой. Мне так жаль. Не знаю, что и сказать. Осталась записка. Думаю… думаю, она не выдержала всего этого. Мне очень жаль.
Повисшее в комнате тяжелое молчание давило на барабанные перепонки. Катрина сжала кожаный подлокотник кресла, и темно-красный лак на побелевших пальцах потемнел еще сильнее. Подавшись вперед, она расплакалась, как ребенок, с громкими, дрожащими всхлипами. Я наклонился, взял ее за руку, и Катрина ответила слабым пожатием.
Объявление для всей компании сделали уже в зале для совещаний. Кто-то охнул, кто-то тихонько всхлипнул. Баритон хмуро усмехнулся. Лотар побледнел и, скрывая подступившие слезы, отвернулся к стене. Председатель весь день общался с полицией, журналистами и — по телефону — с матерью Мэдисон. В притихшем офисе его голос звучал непривычно громко. Он говорил о ее стремлении к успеху, о давлении падающих рынков, о том, как ему горько.