— А что, если мне понадобится помощь с молнией?
— Я умею только расстегивать молнии, — сказал Адам.
Предупреждение им обоим. Мей верила ему, верила, что его мотивы благородны.
Не то чтобы она в чем-то его винила. Зная ее, можно думать, что она скорее винит себя, извиняется за то, что воспользовалась им. Он не был уверен, вызвала эта мысль улыбку или желание плакать о ней. Возможно, понемногу того и другого. И он захотел обнять ее, сказать, что она замечательная, сексуальная, красивая, что любой мужчина был бы счастлив быть рядом с ней.
Она не двинулась с места. Она продолжала стоять и смотреть на него потемневшими глазами, раскрасневшись, слегка приоткрыв губы.
— Мей!
Она вздрогнула.
— Ну я пошла.
Она не могла сказать точно, что именно сейчас произошло. Нет, она не так наивна. Она знает. Но она не знает, как это могло произойти.
Как шутливое замечание — результат нервного напряжения, породило первобытный импульс, от которого вся ее плоть потянулась к Адаму и который заставил его ответить ей каждой клеточкой его тела, так, что воздух вокруг них превратился в горячий туман. И комната исчезла, и весь мир сосредоточился в нем.
На минуту она прислонилась к двери, потому что у нее дрожали колени. Она знала, что, если он шевельнет рукой, дотронется до нее, она не выдержит.
И он тоже знал.
Он предупредил ее: «Я умею только расстегивать молнии».
Но и тогда она не ушла. Не хотела уходить. Она хотела обнять его, всей плотью ощутить, что он жив. И всей плотью передать ему то, чего не могла сказать словами.
Адам не помнил, когда последний раз испытывал потребность в холодном душе.
Когда она спросила, будет ли их брак только росписью на куске бумаги, он сделал лживое утверждение. Лгал сердцем, если не словами, планировал хладнокровное обольщение, хотел, чтобы она умоляла его взять ее.
Но в то же время он знал, что она не сделала ему ничего плохого. Она отдала ему свое сердце, свою душу и отдала бы и тело, если бы их не обнаружили прежде, чем он, тогда неискушенный мальчишка, успел его взять.
Ему потребовалось оказаться на волосок от гибели, чтобы понять, что месть не приносит радости. Только жизнь. Значит, он возьмет Мей в жены на один год, будет жить с ней под одной крышей, ухаживать за ней, ждать ее. И когда срок формального брака истечет, предложит ей брак настоящий.
Да, он может владеть своими желаниями, но, если Мей опять вспыхнет так, как сейчас, он ни в чем не уверен.
Мей провела в салоне, кажется, целую вечность. Но когда она вышла, ее непослушные, мышиного цвета волосы были вымыты и причесаны. Теперь это была роскошная, блестящая мышь, с волосами, свернутыми в мягкий пучок, из которого выбивались отдельные аккуратно завитые, послушные пряди.