ВоронкА (Филиппенков) - страница 37

20 июня 1916 года.

Командиры говорят, что ничего страшного не будет. Наши позиции настолько сильны, что англичанам не прорвать нас. Мы подготавливали их два года, на семь километров в глубину, поэтому никто нас не обыграет, ведь не зря мы их тут так долго копали. Битва ожидается недолгая. Мы с Францем смотрим в сторону английских позиций и кричим им всякие гадости, а в ответ получаем то же самое, только ничего не понимаем, да и кто поймет этих англичан! Французы расположились чуть левее от наших позиций, и мы постоянно слышим какие-то французские песни, а когда они заканчивают, мы в шутку кричим им, чтобы они спели что-нибудь на немецком, но безуспешно. Вскоре мы услышали Марсельезу, которая разнеслась по воздуху, словно пыль, будто песню пела сама природа. Черт возьми, пусть это вражеский гимн, но он нам чертовски нравится.


30 июня, пятница.

Глаза слипаются, тяжело писать в темноте под обстрелом, все гремит и трясется, как во время землетрясения. Нам нечего есть, у нас нет воды. Я уже даже не могу выделять слюну, во рту пересохло. Наши позиции засыпаны, коммуникации перерезаны, снабжения нет. Господи, помоги мне вернуться домой из всего этого! У меня начинает внутри все болеть от мысли, что я могу не вернуться домой и не увижу родных. Я не могу описать, что я чувствую. Меня будто что-то распирает.

На время обстрел прекратился, и мы выползли на улицу. Ночь такая прекрасная. Здесь впервые царило спокойствие, и тишина такая, что мы на время даже забыли о том, что на войне. Я не злюсь на такую судьбу, это мой долг, но по-человечески страшно. Командиры не советуют нам думать о личном, это не дает сосредоточиться. Англичане могут убить нас, могут ранить меня, но я не позволю собой помыкать, и этот обстрел не сломит нас.


2 июля.

Вчера англичане начали крупное наступление на протяжении сорока километров по всему фронту. Пока я пишу эти строки, рядом со мной сидит солдат с перевязанными глазами и несет какую-то чушь. Так и хочется треснуть ему, чтобы заткнулся. Только что все закончилось, и у меня есть немного времени, чтобы написать. Сержант Зейдель из пятой роты, которого я хорошо знал, был убит. Франц был ранен миной и умер у меня на руках, прося не забывать его семью. Он хотел, чтобы я женился на его сестре, наверное, бредил. Он смотрел на меня и плакал, из глаз текли слезы. Последнее слово, которое он успел вымолвить, было — «мама». По-настоящему начинаешь понимать человека, когда видишь его смерть, когда он сам понимает, что все кончено, что не будет следующего утра, следующей ночи. Англичанам удалось прорвать Швабский редут, и они обошли нас справа. К 16.00 1 июля поступило сообщение, что англичане в наших траншеях. Подручными средствами мы забаррикадировались на нашем участке между позициями и продолжали вести бой. Мы были отрезаны от внешнего мира. Из ста двадцати человек девяносто были ранены или убиты. Контратака из Типваля была нашим спасением. К вечеру мы поняли, что удержали свои позиции. Одно из центральных укреплений на плато — Швабский редут — перешло опять в руки немцев. С его укреплением наш фланг теперь защищен.