Это была просто бойня, но нам удалось удержать наш участок. Я был ранен в руку осколком от мины и только к вечеру смог получить медицинскую помощь. Я никогда до этого не видел такое, столько крови, столько криков. В родильном отделении и то тише, чем здесь. Рука так болит. Завтра англичане разнесут нас. Я всю ночь плакал. Я не плакал уже десять лет, но сегодня ночью я плакал, и меня сильно тошнило, хотя я ничего не ел уже несколько дней. Зачем мы воюем? Что нам это приносит? Боль? Я жалею врагов, хотя не должен. Там на поле лежит столько молодых парней, которые шли убивать нас, а теперь они лежат бездыханно, а я живу. Для меня так больно осознавать, что там лежит кто-то, кого убил я. Нас здесь так много, завтра будет меньше, послезавтра еще меньше. А может, завтра я буду лежать так же в поле. Господи, прости меня за эти убийства. Я убиваю только потому, что это мой долг как солдата.
15 июля.
Страха нет, есть только ненависть, злоба и опять ненависть. Сегодня нас перебросили на южный участок против французов. Я перестал быть добрым, я стал агрессивным, моя кожа огрубела и стала черствой душа. Мои нервы — как стальные канаты. Я уже не тот зеленый новобранец, каким был месяц назад. Вроде еще только вчера я был студентом, а уже сегодня я в пекле войны, и мне на все наплевать. Вчера весь день в нашу сторону дул ветер, неся на нас смрад от трупов, разлагавшихся в поле. Англичане решили этим воспользоваться и предприняли газовую атаку, угостив нас фосгеном. В соседней роте служил паренек из моего университета. Он не успел надеть противогаз и умер в госпитале, страшно мучаясь. Те, кто были с ним, рассказывали, как он хватал ртом воздух и кричал, жутко страдал и умер от отека легких. Медики сказали нам, что если мы вдруг отправимся, то желательно избегать лишнего движения для меньшей затраты воздуха. Последствия газовой атаки — это самое страшное зрелище. Даже врачи не могут помочь этим беднягам.
17 июля.
Я пишу эти строки, возможно, в последний раз, потому что через несколько часов мы пойдем в атаку. Нет смысла долго описывать свои чувства, да и вряд ли кто-то прочтет эти строки. Нет, я не боюсь за себя. Мне уже нечего терять. Вчера мне поручили сортировать почту, и я позволил себе прочесть мысли людей. Они все прощаются. Кто-то с домом. Кто-то с семьями: вспоминают жен и детей. Один мой знакомый отослал письмо по случайному адресу, не своим родным. Он попрощался с этими людьми, и сегодня утром он погиб. Я не умею писать письма, писатель из меня никудышный, но мне так много надо рассказать. Все друзья погибли: Франц, рыжий Хеннес, красавчик Отто. Мне некому выговориться, и единственными моими собеседниками являются карандаш и этот блокнот. Я хочу жить и не хочу думать об этом, но все эти мысли не выходят из моей головы. Даже эти строки пишу уже через силу — ослабеваю. Мне очень страшно, доживу ли я до завтра?