Бабс усаживает меня на диван, ласково убирает волосы с моего лица. Затем куда-то исчезает, но тут же появляется вновь: в одной руке — большая кофейная кружка с водой, в другой — длинный кусок бумажного полотенца размером с избирательный бюллетень.
— Вот, возьми, — шепчет она, усаживаясь у меня в ногах.
— Неужели я так много наплакала? — всхлипываю я.
Смотрю в ее темные глаза и вижу в них доброту и нежность. От этого слезы льются еще сильнее. Прояви Бабс суровость, я оставила бы их при себе.
— Натали, — Бабс берет мою руку в ладони так, будто ее прикосновение способно сделать слова менее мучительными. — Нам надо поговорить.
Я медленно киваю головой, и комната снова покрывается рябью.
— Подожди, я открою окно, — добавляет она, ослабляя свой красный шарфик. — Здесь душно.
Она настежь распахивает окошко, а затем тяжело плюхается рядом, на обитый светлой замшей диван.
— Нэт, этот разговор назревал уже давно, и мне кажется, ты сама это знаешь.
Я сижу, уставившись на свои ноги в удобной и практичной обуви и не смею сказать ни слова.
— Нэт, я скажу тебе то, что лично я думаю обо всем этом. Я думаю, ты плачешь не оттого, что потеряла работу. И не оттого, что так получилось с Тони. И, — ее голос становится хриплым, — даже не оттого, что считаешь, будто я тебя бросила.
Я ежусь. Бабс так спокойно говорит о том, что в принципе невозможно выразить словами!
— Нэт, — тихим голосом продолжает она. — Все эти… эти твои кризисы — всего лишь закономерное следствие. Они не зерно твоей проблемы, они — ее плод. Твоя мама вытащила твоего папу из Лос-Анджелеса вовсе не для того, чтобы тот поплакал вместе с тобой над твоим увольнением. Она бы и сама прекрасно с этим справилась! Дело не в работе. Да, потерять работу — это действительно серьезно, но дело вовсе не в работе, дело — в тебе. И твои родители об этом знают. Ты и твоя работа — это не одно и то же. Именно это и беспокоит ее, то есть их. Их беспокоишь ты. Увольнение — это не проблема, это побочный продукт твоей проблемы.
Я напрягаю лицевые мышцы, пытаясь напустить на себя озадаченный вид. Слов я не нахожу. Господи, иногда так удобно быть блондинкой!
— Нэт, я знаю, тебе не хочется все это выслушивать. Я знаю, что твоя мама пыталась с тобой поговорить… и папа тоже. Я знаю, тебе очень тяжело, что я вот так просто взяла и разрушила наше «статус кво», но мне не за что просить у тебя прощения, и я не буду просить у тебя прощения. Я не могу отвечать за то, что ты чувствуешь, Натали…
Из меня вырывается какой-то придушенный писк, и Бабс ненадолго замолкает. Но поскольку больше ничего вразумительного из меня не выходит, она продолжает: