— Губерт, где Ванесса? Странно, что ее здесь нет!
Никогда в жизни не лгали они друг другу, и теперь Губерт не мог встретиться глазами с Ральфом. Он отвернул от него свое угрюмое лицо.
— Это моя вина, Ральф. Я один заслуживаю порицания за все. В этот страшный час ты должен быть с нами — Ванесса отправилась в Лондон к своему отцу…
— Боже мой, Губерт, неужели ты предполагаешь, что стреляла Ванесса?! — Ральф окаменел от ужаса. — Такое невозможно — ты совсем не знаешь ее, Губерт! Это благороднейшее создание, совершенно не способное на преступление. Ничто не заставит меня поверить этому!
Губерт, окончательно сломленный, сжал руки.
— Ральф, говорю тебе — меня следует винить во всем! Я заставил ее ревновать и довел до отчаяния.
— Да, но как ты можешь ее подозревать? Какие у тебя основания?
Услышав ответ, Ральф на мгновение смутился, но тотчас же его вера в Ванессу восторжествовала над всеми доводами.
— Ты неправильно понял ее, Губерт, — ничто не заставит меня поверить, что она это сделала!
— Но сделала она это или нет, — в голосе Губерта зазвучало пламенное чувство, — я люблю, я боготворю ее и посвящу всю жизнь тому, чтобы заслужить ее прощение и любовь!
В эту минуту Поддер, не теряя своего величественного вида, сообщил им, что сторожа поймали вероятного убийцу, сумасшедшего, который намеревался, оказывается, убить не герцогиню Линкольнвуд, а саму леди Сент-Остель! Мистер Поддер находил, что это вульгарное преступление — покушение на убийство — было самого дурного тона: застрелить прекрасную молодую графиню ночью, на балу, который она же давала!
Однако двум мужчинам, которым «молодая графиня» стала дороже всего на свете, принесенная им новость доставила только огромную радость. Это было в первую минуту. Затем Губерт вспомнил, как он говорил с Ванессой, и отчаянное, невыносимое раскаяние охватило его.
Ванесса прибыла в Хэмпстед около двух часов ночи. Весь дом спал крепким сном, и пришлось больше десяти минут ждать, пока шоферу удалось кого-то добудиться. Наконец мистер Леви, накинув на себя тяжелый шелковый халат, быстро спустился по лестнице. Увидев лицо дочери, он побледнел от страха. Но инстинкт самосохранения и тут не изменил ему. Он ввел Ванессу в гостиную направо от холла и закрыл дверь, прежде чем заговорить с нею.
— Ради Бога, дитя мое, что случилось?
Ванесса упала на стул и смотрела прямо перед собой остановившимся, страдальческим взглядом. Лицо ее, которое, казалось, покинула всякая жизнь, было мертвенно бледно, и она отвечала отцу монотонным, безжизненным голосом.